— Заходи. На минуточку хоть. Я чайник уже ставила.
Катя прошла на кухню. Села за стол. Галина налила чай, поставила перед ней печенье.
— Ты девочка добрая, тёплая. Всё на себе тащила. А он… ну, ты сама всё знаешь. Только прошу тебя — береги себя, Катюша. И не сомневайся: ты всё сможешь. Всё у тебя впереди.
Катя слушала молча, лишь кивнула. В груди сжалось.
— Спасибо вам. Правда.
Они обнялись у дверей. Галина выдохнула:
— Пиши, если что. Или звони. Я всегда рада.
Катя кивнула и пошла вниз, к выходу.
Поезд тронулся мягко, почти неслышно. Напротив сидела женщина в вязаной кофте, в руках — кулёк с карамельками.
— Угощайся. Домашние, сама делаю, — сказала она, пододвигая пакетик.
Катя взяла одну, кивнула. Женщина вдруг произнесла, глядя в окно:
— Муж пил, бил. Двадцать лет терпела. Потом ушла. Теперь живу на даче. Вон как похорошела. Видишь, щёки розовые.
Катя чуть улыбнулась. Без усилия. Просто — тепло пошло внутри.
В доме сестры пахло запеканкой и мокрыми детскими носками. Катя, в футболке и мягких штанах, возилась с племянниками на полу. Один залез на спину, другой тянул за хвостик.
— Тётя Катя, ты надолго?
— Не знаю. Посмотрим.
Она говорила спокойно, не обещая и не отталкивая.
Вечером телефон мигнул. Инга: «Ну как ты? Не скучаешь по тому идиоту?»
Катя набрала коротко: «Нет.»
Спустя неделю она подала резюме. Откликнулась небольшая фирма, офис на окраине. Женщина-администратор с короткой стрижкой сразу сказала:
— Ты мне по глазам понравилась. Не робей. Всё покажем.
В первый день дрожали руки. Но коллега, парень в клетчатой рубашке, подсказал, как включить принтер. Потом кто-то пододвинул шоколадку. День прошёл быстро.
На четвёртый день закружилась голова. Катя села прямо на пол у ресепшена. Кто-то принёс воды. Кто-то вызвал скорую. В больнице: капельница, белый потолок, шелест халатов.
— Вы беременны, — сказала врач.
Катя не сразу поняла. Повторила про себя. Лежала молча. Не плакала. Только смотрела в лампу.
На следующее утро, когда в палату уже заглядывало солнце, телефон загудел. Галина Степановна: «Как ты там, Катюш?»
Катя ответила: «Я беременна.»
В ответ — шквал сообщений: «Ой, да ты что! Ну хоть когда родишь — загляни! Я так за тебя рада, Катюшка! Ты только держись. Я и чай поставлю, и пирог испеку!»
Катя написала в ответ: «Спасибо вам большое. Я обязательно загляну.»
После выписки, уже дома у сестры, Катя лежала на диване, укрытая пледом. Телефон отложен в сторону, чай на подлокотнике. Сестра тихо села рядом на диван:
— И что ты собираешься делать?
Катя долго молчала. Потом тихо:
— Не знаю. Но к нему я больше не вернусь.
— А ребёнок? Это же ответственный шаг.
— Я справлюсь. По-другому уже не могу.
Поздним вечером она сидела одна на балконе. Внизу шумела дорога, пахло летом. Внутри — гул. Тревога, сомнение. Как? Сама? А если не справлюсь?
В памяти — его голос: «Ты даже с людьми нормально говорить не умеешь». И как она мыла ему ноги. И как плакала, когда он не пришёл. Всё это — ясно. Не стёрлось.
Но теперь было иначе. Что-то внутри будто выровнялось. Село на место. Стало крепким.
Катя выдохнула, шепнула:
И это было впервые — не страх, а решение. В глазах — не туман, а твёрдость.
Утром она снова пошла в офис. На проходной охранник подмигнул. Коллега оставил на столе кружку — простую, белую, с надписью «В здоровом теле здоровый дух». И она знала — это только начало.
