Анна села за стол, смотрела, как Павел ест. Суп быстро остывал, ложка тихо стучала по тарелке. Она крутила в руках ложку, потом, не притронувшись, поднялась и пошла в комнату. Павел ел медленно, потом подошёл к окну, подвинул занавеску. В квартире было непривычно тихо.
Чуть позже Анна подошла к ванной, постучала в дверь.
— Да-да, я сейчас, — из-за двери донёсся уставший голос.
Павел прошёл мимо, задержался на пороге.
— Что случилось? — спросил он.
— Да ничего, всё нормально, — Анна ответила резко, вернулась в комнату, захлопнула дверь.
Вечером Павел зашёл к матери. Тамара лежала на кровати, накрывшись пледом. Свет в комнате был приглушённый, пахло лавандой от старой подушки.
— Всё хорошо, Паш. Я только чуть полежу, потом приду помогать.
— Не надо ничего, отдыхай.
— Я не мешаю вам? — спросила она еле слышно.
— Всё нормально, мам, — Павел сел на край кровати, чуть сжал её ладонь, потом встал и вышел.
Анна складывала бельё, бросила рубашку на стул, стояла у окна.
— Я не могу так больше. Куда ни пойдёшь — всё занято. Нет ни минуты тишины, даже на кухню спокойно выйти нельзя. Квартира маленькая, каждый шаг слышен.
Павел прислонился к дверному косяку.
— Ты опять начинаешь? Это моя мать. Она будет жить здесь столько, сколько нужно. И это не обсуждается.
— Я больше не могу так жить, — тихо бросила Анна и, не оборачиваясь, ушла в ванную, дверь за ней захлопнулась.
Поздно ночью в коридоре послышались осторожные шаги — кто-то босиком прошёл мимо комнаты. Павел выглянул: Тамара сидела на кухне, держала кружку обеими руками, смотрела в одну точку.
— Не спится? — спросил он, садясь рядом.
— Ноги тянет, всё ломит. Я только воды попью и уйду.
— Мам, если плохо, скажи.
— Всё нормально, Пашенька, — она поднялась, взяла плед и ушла обратно в комнату.
Анна мелькнула в дверях, взглянула на Павла, покачала головой, ничего не сказала и вернулась в спальню.
Утром Анна собирала сумку, искала шарф, бросала взгляд на Павла.
— Я сейчас взорвусь, честно. Или я, или она, — тихо сказала она ему в коридоре.
Павел ничего не ответил, долго стоял, слушая, как хлопает дверь, потом увидел, как Тамара выходит из комнаты, застёгивает кофту.
— Я пойду в аптеку, не переживайте, обед приготовлю.
— Не надо ничего, мам, отдохни, — Павел говорил устало.
Тамара кивнула, вернулась на кровать, сидела молча, глядя на стены.
Вечером за ужином Анна смотрела в тарелку.
— Я больше не могу, — сказала вслух.
— Я понимаю, — Павел посмотрел на неё, потом в стену.
— Сделай что-нибудь, или я уеду.
Павел молча вышел на кухню, опёрся руками о подоконник.
Ночью было глухо, словно стены стали толще. Тамара встала с кровати, оперлась на стену, прошла в коридор, остановилась, держась за поясницу.
— Мам, что случилось? — Павел подошёл, подхватил её под локоть.
— Давление… голова кружится…
Павел позвал Анну, та быстро принесла воды, укрыла мать пледом.
— Надо скорую, — сказала она тихо.
Павел нащупал телефон, пальцы дрожали. В коридоре раздался звонок, появились медики, тихо поговорили с Тамарой, сделали укол, помогли лечь.
В больничном коридоре Павел сидел на скамейке, Анна рядом, сжала ему плечо.
— Прости, я не хотела… Просто не справилась.
— Всё нормально, — ответил Павел, не поднимая глаз.
В палате Тамара лежала под капельницей, смотрела в потолок, улыбалась устало.
— Я сама виновата, что стала вам обузой…
Павел взял мать за руку, сжал, Анна стояла у окна, глядела на рассвет. В палате было тихо, только редкие капли падали в пластиковую колбу под капельницей.
После выписки из больницы Тамара несколько дней почти не вставала, лежала на диване, прислушивалась к каждому звуку в квартире. Анна возвращалась с работы тише обычного, закрывала за собой дверь, ставила пакет у порога, снимала обувь, не торопясь шла на кухню. Павел крутился у окна, время от времени бросал взгляд на мать — та всё так же молчала, еле слышно отвечала на вопросы.
