Она вспоминала, как они мечтали об этом доме. Как рисовали план участка на салфетке в кафе. «Здесь будет беседка с виноградом», — говорил Кирилл. «А тут — клумба с пионами», — добавляла она. «И никого, только мы вдвоем», — шептал он ей на ухо.
Ага. Только мы вдвоем и еще пятнадцать родственников с друзьями.
Утром не успели они допить кофе, как во дворе опять заскрежетали тормоза.
— Это еще кто в такую рань? — удивился Кирилл, отодвигая занавеску. — О! Родители вернулись. Странно…
У Ольги упало сердце. Кофе горчил во рту.
— Зачем? Они же вчера только уехали…
— Понятия не имею, — пожал плечами Кирилл и пошел открывать.
Юлия Николаевна влетела в дом как ураган, размахивая очередными пакетами:
— Доброе утречко, молодежь! Я тут вспомнила — купила вчера шикарные баклажаны на рынке, а увезла с собой. Грех такое добро переводить! Ольгуша, приготовь-ка ту волшебную закуску, что на папин юбилей делала. Ну, помнишь, с орешками и чесночком?
И тут внутри Ольги что-то оборвалось. Тихо так — дзынь! — как струна на гитаре. Она медленно, очень медленно поставила чашку на стол. Встала. И молча пошла в спальню.
В шкафу под кроватью пылился чемодан — тот самый, с которым она когда-то переезжала к Кириллу. Ольга вытащила его и принялась методично складывать вещи. Футболки. Джинсы. Белье. Любимый свитер.
В дверях возник ошарашенный Кирилл:
— Ты это что творишь? Куда собралась?
Ольга подняла на него спокойный взгляд:
— С какой стати? Мама же просто…
— А знаешь что? — перебила его Ольга. — Я тоже кое-что «просто» сделаю. Привезу своих родителей. И тетю Нину с дядей Колей. И их соседей заодно. Пусть тоже погостят недельку. Ты будешь им готовить, убирать, развлекать. Как тебе идея?
— Ты что, спятила? — Кирилл перегородил ей выход. — Что за детский сад?
— Это не детский сад, Кирюша. Это моя жизнь. Которую твоя мамочка превратила в ад. И ты ей в этом активно помогаешь.
В дверях материализовалась Юлия Николаевна:
— Что за крики? Почему вы ссоритесь?
— Мы не ссоримся, — ответила Ольга ровным голосом. — Я уезжаю. Можете теперь сами готовить, убирать и принимать гостей. Кухня в вашем полном распоряжении.
Свекровь ахнула, прижав руку к груди:
— Что за глупости! Кирилл, ну скажи же ей!
Но Ольга уже протиснулась мимо остолбеневшего мужа и направилась к выходу, волоча чемодан.
— Если уйдешь сейчас — не возвращайся! — крикнул ей вслед Кирилл, теряя контроль.
Ольга остановилась на пороге. Обернулась. Посмотрела ему прямо в глаза:
— Именно это я и планирую сделать.
И вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Родители жили в соседнем городке, час езды по трассе. Когда Ольга появилась на пороге их квартиры с чемоданом, они не стали ничего спрашивать. Папа молча забрал багаж, а мама просто обняла. Крепко-крепко, как в детстве.
— Чай будешь, доченька? — только и спросила Анна Михайловна.
— Буду, мам, — кивнула Ольга и наконец-то расплакалась. Слезы текли и текли, как будто прорвало плотину.
Вечером, когда эмоции немного улеглись, она рассказала обо всем. О постоянных визитах свекрови. О том, как та распоряжается в их доме. Как Кирилл всегда-всегда-всегда принимает сторону матери. Как она чувствует себя прислугой, а не хозяйкой.
— Олюшка, а почему ты раньше молчала? — покачал головой отец. — Мы бы поговорили с ними…
— Пап, я не молчала. Я говорила Кириллу. Много раз. Но для него слово матери — закон. А я… я просто удобная бесплатная домработница.
Мама погладила ее по голове:
— Правильно сделала, что ушла. Нельзя позволять себя унижать. Даже любимому человеку.
Телефон Ольги разрывался. Кирилл звонил каждые полчаса. Она отключила звук и убрала аппарат в сумку.
Первые дни Кирилл пребывал в бешенстве. Как она могла?! Бросить его одного с родителями! Из-за какой-то ерунды!
Юлия Николаевна подливала масла в огонь:
— Я же говорила тебе, сынок — не та она женщина для тебя. Эгоистка! Настоящая жена никогда не бросит мужа! Вот в наше время…
И понеслось. О том, как в их время женщины уважали старших. Как свекровь — это вторая мать. Как невестка должна быть благодарна за то, что ее приняли в семью.
Игорь Петрович молчал, уткнувшись в газету. За сорок лет брака он научился не спорить с женой.
Но дни шли, и Кирилл начал замечать то, чего раньше не видел. В упор не видел.
Как мать командует им: «Кирюша, переставь диван», «Кирюша, эти шторы ужасны», «Кирюша, почему у вас в холодильнике нет моего любимого йогурта?»
Как она критикует буквально все, к чему прикасалась Ольга: «Эти занавески выбирала твоя жена? Безвкусица!», «Цветы завяли — не умеет ухаживать», «Посуда не на своих местах стоит».
Как она считает само собой разумеющимся приезжать без предупреждения: «Это же семья! Какие могут быть церемонии?»
В среду, когда Кирилл собирался на работу — надо же было вернуться в город — Юлия Николаевна ошарашила его новостью:
— Мы с папой решили пожить у вас до конца недели. Отдохнем от городской суеты. Ты езжай спокойно, я тут приберусь, приготовлю. Все будет в лучшем виде!
Кирилл почувствовал, как внутри поднимается раздражение. Незнакомое, неприятное чувство.
— Мам, я не могу оставить вас одних на даче. Это… неудобно.
— Что за глупости! — отмахнулась Юлия Николаевна. — Мы же не чужие! Ах да, я пригласила Валю с Сергеем на пятницу. Помнишь их? Наши соседи со второго этажа. Славная пара!
И тут Кирилла словно ударило током:
— Ты пригласила соседей в МОЙ дом, не спросив МЕНЯ?
Юлия Николаевна удивленно подняла брови:
— Кирюша, что за тон? Я твоя мать! Неужели я должна спрашивать разрешения?
«Я же твоя мать, а не чужой человек». Сколько раз он сам говорил эти слова Ольге? Десятки раз. Сотни.
И вдруг его словно прорвало. Он увидел. Наконец-то увидел то, о чем твердила жена. Вот оно — неуважение к их личному пространству. Вот оно — мамино «я лучше знаю». Вот оно — отношение к их дому как к своей собственности.
