В дверях появилась знакомая женщина с пакетом в руках:
— О, Павел! Как дела, как семья?
— Спасибо, все хорошо.
— Марья Петровна, проходи, — Галина Михайловна как будто только что её заметила. — Мы тут с сыном чай пьем.
Соседка села за стол, и разговор пошел обычный — о погоде, о ценах, о детях. Но потом Галина Михайловна вздохнула:
— Вот я все думаю… Детям помогаешь, а потом как будто не нужна становишься. Внучку-то вижу раз в неделю, и то если сама приеду.
— Это как же так? — удивилась Марья Петровна.
— Да так. Квартиру им помогла купить, а теперь живут отдельно, сами по себе. — Галина Михайловна говорила как будто между делом, но Павел чувствовал каждое слово. — А ведь если по закону посмотреть… можно ведь доказать, что это был не подарок, а займ. Особенно если свидетели есть, что об возврате речь шла.
Марья Петровна кивнула:
— Ну, теоретически можно. Если есть основания…
Павел молчал. Что-то холодное сжималось в груди.
— Но я же не стану, — быстро добавила мать. — Что я, чужая что ли? Просто обидно становится…
Дома Марина сразу заметила его состояние:
— Ничего особенного. — Но он не мог смотреть ей в глаза.
— Паш, что твоя мать говорила?
— Да так… жаловалась, что мы редко видимся.
Он помолчал, потом рассказал про разговор с соседкой. Марина побледнела:
— Значит, она может подать на нас в суд?
— Не знаю. Наверно, нет. — Но в голосе не было уверенности.
— Тогда давай оформим дарственную. Официально. Чтобы никаких вопросов не было.
На следующий день Павел позвонил матери и предложил оформить договор дарения. Реакция была мгновенной:
— Как это — договор? — голос Галины Михайловны стал жестким. — Если это был подарок от сердца, зачем бумаги?
— Мам, просто для порядка…
— Да какой порядок! — она уже кричала. — Значит, так! Получили деньги — и в кусты? И бабушку к внучке не пускать? Это после всего, что я для вас сделала?
Трубка запищала. Павел медленно положил телефон.
Марина стояла рядом с чемоданом.
Настя спала у мамы на руках, когда такси подъехало к дому родителей Марины. Три дня после скандала Павел ходил как потерянный, а жена молчала и собирала вещи.
— Мне нужно подумать, — сказала она перед отъездом. — В этом доме я больше не могу.
Павел остался один. Впервые за долгие годы — совсем один. Холодильник гудел, за окном шумели машины, а в квартире стояла мертвая тишина.
На второй день он пошел к матери.
