— А я и не прошу выбирать. Я прошу защитить меня. Поставить твою мать на место. Объяснить ей, что так со мной разговаривать нельзя.
— Она пожилой человек…
— Ей шестьдесят два! Это не старость, это зрелость! И в этой зрелости она прекрасно понимает, что делает!
Дима прошёл в комнату и сел на диван. Выглядел он потерянным и уставшим.
— Марин, давай найдём компромисс. Может, извинишься перед мамой…
— За что? — Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. — За то, что не дала себя унижать?
— Ну не извинишься… Просто позвони ей, поговори спокойно.
— Нет, Дима. Если ты не можешь защитить меня, то я буду защищать себя сама. И твоя мама в этот дом больше не войдёт.
— Ты не можешь запретить мне видеться с матерью!
— Я и не запрещаю. Встречайся где хочешь. Но не здесь. Это мой дом тоже, и я имею право чувствовать себя в нём безопасно.
Дима встал и пошёл в спальню. Через минуту Марина услышала, как он разговаривает по телефону. Голос был приглушённый, но она различила слова «попробую уговорить» и «дай ей время».
Эта ночь стала переломной. Они легли спать, не сказав друг другу ни слова. Марина лежала на самом краю кровати, чувствуя спиной холод, исходящий от мужа.
Утром Дима уехал на работу раньше обычного. Не позавтракал, не попрощался. Марина осталась одна в пустой квартире, гадая, что будет дальше.
Ответ пришёл вечером. Дима вернулся домой с букетом её любимых хризантем и виноватым видом.
— Прости, — сказал он с порога. — Я был не прав. Не должен был оставлять тебя одну в этой ситуации.
Марина приняла цветы, но не спешила с прощением.
— Я поговорил с мамой. Серьёзно поговорил. Сказал, что если она не может уважительно относиться к моей жене, то мы ограничим общение.
— И как она отреагировала?
— Плохо, — Дима криво усмехнулся. — Сказала, что я неблагодарный сын и что она меня таким не воспитывала. Но я стоял на своём.
— Забудь про квартиру. Пусть сама разбирается со своим наследством.
Марина обняла мужа. Впервые за все годы брака она почувствовала, что он действительно на её стороне.
— Спасибо, — прошептала она.
— Это тебе спасибо. За то, что открыла мне глаза. Я всю жизнь жил по маминым правилам. Пора уже по своим начать.
Конечно, это был не конец истории. Галина Петровна не сдалась так легко. Она названивала Диме по десять раз в день, писала длинные сообщения о том, как она больна и одинока. Подключила родственников — звонила Димина тётка, двоюродные сёстры, даже какие-то дальние знакомые.
Но Дима держался. А Марина поддерживала его как могла. Они вместе ходили к психологу, учились выстраивать границы, работали над своими отношениями.
Через месяц Галина Петровна сдалась. Позвонила Диме и сухо сообщила, что оформила квартиру на себя и «справилась без неблагодарного сына». Намекнула, что теперь все наследство достанется её племяннице Свете, «которая хоть матери помогает».
— Пусть достаётся, — спокойно ответил Дима. — Мы своё заработаем.
И они зарабатывали. Вместе. Через год Марина снова получила повышение. Дима открыл собственное небольшое дело. Они переехали в квартиру побольше — не в центре, как мечтала Галина Петровна, а в тихом зелёном районе, который выбрали сами.
А ещё через год Марина узнала, что беременна. Они долго не решались сообщить об этом Галине Петровне, но в конце концов Дима позвонил.
— Мама? У меня новости. Ты станешь бабушкой.
В трубке повисла тишина. Потом послышался сдавленный всхлип.
— Димочка… Это правда?
— Можно… можно мне приехать? Поговорить с вами? С вами обоими?
Дима посмотрел на Марину. Та кивнула.
— Приезжай, мам. Только давай договоримся — прошлое оставим в прошлом. Начнём сначала.
Галина Петровна приехала через час. Без своей обычной папки с документами, без претензий и упрёков. Она выглядела постаревшей и притихшей.
— Марина, — сказала она с порога. — Я… я хочу извиниться. За всё. Я была не права.
Это были трудные слова для женщины, которая всю жизнь считала себя правой во всём. Но она их произнесла.
— Я тоже была не идеальной невесткой, — ответила Марина. — Давайте попробуем начать заново. Ради малыша.
Галина Петровна кивнула. В её глазах блеснули слёзы.
— Ради внука я готова на всё. Даже признать, что была дурой.
Они сели пить чай. Говорили о будущем ребёнке, о планах, о том, как обустроят детскую. Галина Петровна робко предложила помощь — не требовала, не настаивала, а именно предложила.
— Если нужно будет что-то купить или после родов помочь — я рядом.
— Спасибо, мам, — сказал Дима. — Мы обязательно обратимся.
Когда Галина Петровна уходила, она остановилась в дверях.
— Знаете, а та квартира… Я ведь правда хотела как лучше. По-своему, коряво, но хотела. Просто не умею я по-другому.
— Мы знаем, — ответила Марина. — Но теперь давайте учиться по-другому. Все вместе.
Свекровь кивнула и ушла. А Марина и Дима остались стоять в прихожей, обнявшись.
— Думаешь, получится? — спросил он.
— Должно получиться. Мы же смогли измениться. И она сможет.
— Главное — не забывать, кто мы друг другу. Что мы — семья. Настоящая семья. Ты и я.
— И наш малыш, — добавила Марина, положив руку на ещё плоский живот.
— И наш малыш, — согласился Дима. — А все остальные — просто родственники. Любимые, важные, но не главные.
Они закрыли дверь и пошли на кухню — допивать остывший чай и строить планы на будущее. Своё будущее, в котором больше не будет места манипуляциям, шантажу и унижениям. Будущее, которое они построят сами, по своим правилам. Вдвоём. А скоро — втроём.
