— Мама, зачем ты ей это сказала?! — голос мужа дрожал от едва сдерживаемой ярости, когда я переступила порог нашей квартиры после изматывающего рабочего дня.
Я застыла в прихожей, не успев даже снять туфли. В гостиной, словно две противоборствующие армии перед решающей битвой, стояли мой муж Артём и его мать, Валентина Ивановна. Воздух между ними буквально искрил от напряжения.
Свекровь сидела на диване с видом оскорблённой невинности, прижимая к груди платок. Её глаза блестели от слёз, но я слишком хорошо знала эти театральные приёмы. За пять лет совместной жизни я научилась распознавать, когда Валентина Ивановна играет роль жертвы.
— Артёмушка, сыночек, я же хотела как лучше, — всхлипнула она, бросив в мою сторону быстрый, оценивающий взгляд. — Разве мать не имеет права беспокоиться о счастье своего единственного ребёнка?
— Ты перешла все границы! — Артём провёл рукой по волосам, жест, который я знала как признак крайнего волнения. — Как ты могла сказать Кате, что она пустоцвет?!
Слово ударило меня словно пощёчина. Пустоцвет. Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Три года безуспешных попыток забеременеть, бесконечные анализы, процедуры, таблетки — и вот как это назвала свекровь. Пустоцвет. Бесплодное дерево, которое нужно срубить.
— Я лишь констатировала факт, — Валентина Ивановна выпрямилась, отбросив маску страдалицы. — Три года прошло, а внуков как не было, так и нет. Может, пора уже честно взглянуть правде в глаза? Есть женщины, которые созданы для материнства, а есть… другие.
Я почувствовала, как ноги подкашиваются. Медленно опустилась на пуфик в прихожей, всё ещё в пальто. Артём что-то кричал матери, но слова доходили до меня словно сквозь вату. В голове билась только одна мысль: она знала. Валентина Ивановна прекрасно знала о наших проблемах, о моих страхах, о том, как больно мне от собственной неспособности зачать ребёнка. И она намеренно ударила в самое больное место.
— …и если ты ещё раз позволишь себе подобное, я прекращу с тобой всякое общение! — донёсся до меня голос Артёма.
Валентина Ивановна вскочила с дивана, её лицо исказилось от гнева.
— Ах вот как! Родная мать тебе уже не нужна? Эта… эта женщина настроила тебя против меня! Я всю жизнь тебе посвятила, ночей не спала, когда ты болел, последнее отдавала, чтобы ты ни в чём не нуждался! А теперь ты готов отречься от матери из-за какой-то… — Достаточно! — рявкнул Артём так, что свекровь осеклась на полуслове. — Катя — моя жена. Женщина, которую я люблю. И я не позволю никому, даже тебе, мама, оскорблять её.
Я подняла голову и встретилась взглядом с мужем. В его глазах я увидела такую боль, такую решимость, что сердце сжалось. Он знал. Конечно, он знал, как глубоко ранили меня слова его матери.
— Если Кате не суждено стать матерью, — продолжил Артём уже тише, но с железной уверенностью в голосе, — то я приму это. Потому что она — самое важное, что есть в моей жизни. А дети… дети могут быть приёмными. Или их может не быть вовсе. Но это не сделает нашу семью неполноценной.
Валентина Ивановна смотрела на сына так, словно видела его впервые. Её рот беззвучно открывался и закрывался, придавая ей сходство с выброшенной на берег рыбой.
— Ты… ты не можешь быть серьёзен, — наконец выдавила она. — Артёмушка, опомнись! Какая же это семья без детей? Что скажут люди? Как я буду смотреть в глаза подругам, у которых уже внуки в школу пошли?
— А это, мама, исключительно твои проблемы, — отрезал Артём. — Если для тебя мнение каких-то посторонних людей важнее счастья собственного сына, то мне тебя искренне жаль.
Я поднялась с пуфика, стянула пальто и повесила его в шкаф. Руки слегка дрожали, но я старалась держаться. Не хотелось давать свекрови повод для торжества.
— Катя, милая, прости, — Артём подошёл ко мне, обнял, прижал к себе. — Я не знал, что она приедет. И уж тем более не думал, что она посмеет…
— Всё в порядке, — прошептала я, уткнувшись ему в плечо. И это была правда. Да, слова свекрови ранили, но поддержка мужа значила больше.
