И тогда она заговорила.
— Я больше не буду молчать, когда вы унижаете меня при гостях!
Слова вырвались сами, без её воли. Годы молчания, проглоченных обид, сдержанных слёз — всё это выплеснулось в один момент.
Галина Петровна театрально прижала руку к груди.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? Я — мать твоего мужа! Я имею право высказывать своё мнение в доме сына!
— Это не ваш дом, — отрезала Марина. — Это наш с Андреем дом. И я здесь хозяйка. А вы — гость. Который забыл о приличиях.
Гости начали потихоньку расходиться, забирая детей. Никто не хотел быть свидетелем семейной драмы. Только самые близкие подруги Марины остались, готовые поддержать.
— Андрей! — взвизгнула Галина Петровна. — Ты слышишь, что она говорит? Твоя жена оскорбляет твою мать!
Андрей наконец оторвался от телефона. Его лицо было красным от смущения и злости.
— Марина, прекрати немедленно. Извинись перед мамой.
— За что? — Марина повернулась к нему. — За то, что я пять лет терплю её издевательства? За то, что готовлю, убираю, ращу нашего ребёнка, а в ответ слышу только критику?
— Мама просто хочет как лучше…
— Для кого лучше? Для неё? Она приходит в наш дом и ведёт себя как хозяйка. Критикует всё, что я делаю. Подрывает мой авторитет перед ребёнком. А ты молчишь!
Соня начала плакать. Марина подбежала к ней, обняла.
— Всё хорошо, солнышко. Иди к себе в комнату, поиграй с новыми игрушками. Мама скоро придёт.
Девочка, всхлипывая, убежала наверх. Марина проводила её взглядом и снова повернулась к мужу и свекрови.
— Знаете что? Я устала. Устала оправдываться, устала доказывать, что я хорошая жена и мать. Устала от вашего контроля, Галина Петровна. И от твоего молчания, Андрей.
— Да кто ты такая вообще? — вскипела свекровь. — Мы тебя из провинции вытащили! Дали образование, квартиру, статус! А ты… — Стоп! — Марина подняла руку. — Образование я получила сама, ещё до знакомства с вашим сыном. Квартиру мы покупали вместе, я вложила свои накопления. А статус… Какой статус? Вечно виноватой невестки?
Она прошла к окну, посмотрела на двор, где ещё недавно играли дети. Праздник был испорчен. Но странное дело — она не чувствовала вины. Только облегчение.
— Вот что я вам скажу, — продолжила она, не оборачиваясь. — Больше я не позволю себя унижать. Ни вам, Галина Петровна, ни тебе, Андрей. Если вы не можете относиться ко мне с уважением, то…
— То что? — фыркнула свекровь. — Разведёшься? Одна с ребёнком останешься? Кому ты нужна?
Марина медленно повернулась. На её лице не было ни страха, ни сомнений.
— Я нужна себе. И своей дочери. А больше мне никто и не нужен.
Андрей вскочил с дивана.
— Ты что, серьёзно? Из-за какой-то ерунды готова семью разрушить?
— Ерунды? — Марина рассмеялась, но в её смехе не было веселья. — Пять лет унижений — это ерунда? Твоё молчание, когда твоя мать называет меня неумехой, плохой матерью, плохой хозяйкой — это ерунда?
— На прошлое Рождество она при твоих братьях сказала, что ты мог бы найти жену получше. На юбилее твоего отца — что я не умею одеваться. На дне рождения Сони в прошлом году — что я порчу ребёнка. И ты каждый раз молчал!
Андрей открыл рот, чтобы возразить, но слова не шли. Потому что она была права. Он помнил все эти случаи. Помнил, как съёживалась Марина от маминых слов. Помнил, как сам уговаривал её не обращать внимания.
— Я устал от ваших склок, — пробормотал он.
— А я устала от твоей трусости, — отрезала Марина.
Галина Петровна поднялась с кресла. Её лицо было белым от ярости.
— Всё! Хватит! Андрей, мы уходим. Пусть сама тут сидит, подумает о своём поведении.
— Мы? — Марина подняла бровь. — Это вы уходите, Галина Петровна. А Андрей пусть сам решает.
Она посмотрела на мужа. В её взгляде не было мольбы или надежды. Только усталое ожидание.
