Валентина Петровна пыталась вернуть прежнюю близость. Звонила, приглашала на чай, передавала варенье через общих знакомых. Но двери остались закрыты. Однажды она даже пришла сама, без предупреждения. Стояла на пороге в пальто, вязаной шапке, с пакетом в руках. — Мариночка, я тут блинов напекла, думала, к чаю зайдёте. Марина открыла дверь ровно настолько, чтобы показать вежливость, но не пустить внутрь. — Спасибо, Валентина Петровна, но у нас свои дела. — Марин, я ведь понимаю, ты злишься, но нельзя же так… Мы же семья! — Семья — это когда вместе, — ответила Марина. — А когда делят — это уже не семья.
Она закрыла дверь, а через щель услышала, как старуха тяжело выдохнула. Потом тихие шаги по лестнице.
Весна пришла, как будто кто-то включил свет. Дворы проснулись, дети снова катались на велосипедах, у подъезда распустилась сирень. Марина работала без передышки — её повысили, дали новый отдел. Сергей наконец-то взялся за старый проект по ремонту — вечерами пилил, строгал, возился в гараже.
Казалось, всё налаживается. Но звонки из прошлого не прекращались. То Елена звонила Сергею, с наигранной лаской: — Ну чего вы злитесь, давайте помиримся. Мамка страдает, говорит, вы её не навещаете. То Валентина Петровна писала длинные сообщения, просила простить, рассказывала, как ей тяжело.
— Она хочет, чтобы мы снова стали удобными, — говорила Марина. — А я больше не хочу быть удобной.
Летом всё стихло. Елена исчезла — уехала куда-то “по делам”, Полину оставила у матери. Та пыталась справляться, таскала сумки, водила внучку в школу, но годы брали своё. Сергей поехал к ней пару раз, помог по хозяйству, но без прежнего пыла. Просто из чувства долга. — Мам, ну чего ты всё ждёшь Лену? — спросил он однажды. — Она ведь не изменится. — Я же мать, Серёженька, — ответила она. — Я не могу не ждать.
Он посмотрел на неё и понял, что спорить бессмысленно.
Осенью Марина узнала, что Валентина Петровна выставила дачу на продажу. — Видимо, деньги Лене нужны, — усмехнулась она. — Или просто не может одна справляться, — тихо сказал Сергей. — А раньше могла? Когда мы за неё всё делали? Он не ответил.
Внутри у Марины было странное чувство — не злорадство, нет. Просто равнодушие. Как будто это уже не её история.
В октябре, в одну сырую субботу, раздался звонок. На экране — “Мама Серёжи”. Марина посмотрела на телефон и не взяла. — Не бери, — сказал Сергей. — И не собиралась, — ответила она.
Они сидели за столом, ужинали, а за окном шёл дождь. На кухне пахло картошкой с луком и свежим хлебом. Максим, их сын, играл в комнате. Обычный вечер, тихий, спокойный. — Помнишь, как раньше всё время звонили, просили, требовали? — сказала Марина. — А сейчас тишина. — Тишина — лучший признак, что мы начали жить своей жизнью, — ответил он.
Но где-то в глубине, совсем на дне, всё ещё теплилось что-то похожее на сожаление. Слабое, почти невидимое. Марина понимала: не бывает в семьях окончательных побед. Всё возвращается, рано или поздно.
И действительно — вернулось. Однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стояла Елена. Раскрашенная, усталая, с мешками под глазами. В руках — пластиковый пакет и взгляд, в котором сквозила растерянность.
— Можно войти? — спросила она. Марина переглянулась с Сергеем. — Зачем пришла? — Нам нужно поговорить. Про маму.
— Про маму, значит? — Марина стояла в дверях, не приглашая. Елена вздохнула, поправила волосы, которые уже начали терять свой салонный блеск. — Да. Она… в общем, совсем одна. Я не справляюсь, у меня сейчас тоже трудности. — “Не справляюсь” — твоя вечная песня, — отрезала Марина. — В чём конкретно дело?
Елена сжала губы, достала из пакета термос и пластиковый контейнер. — Я ей еду привезла, а она даже дверь не открыла. Сидит дома, свет не включает, говорит, что ей плохо, но врача не вызывает. Ты ведь знаешь её — гордая. Марина молчала, чувствуя, как внутри поднимается что-то неприятное: не жалость — скорее усталость от всего этого бесконечного круга.
— И что ты хочешь от нас? — Ну… может, вы бы с Сергеем съездили? — Елена посмотрела на брата, который всё это время стоял у окна. — Она тебя любит, Серёж. Про тебя всё время говорит.
Он повернулся медленно, словно просыпаясь из какого-то сна. — А где ты была, когда она звала тебя? — Я работала! — взвилась Елена. — Думаешь, мне легко? Всё на мне, Полина в школу, клиенты, счета… — У тебя всегда так, — перебил Сергей. — Только почему-то, когда всё “на тебе”, расплачиваться должны другие.
Марина молча подошла и открыла дверь шире. — Забери свои контейнеры и уходи. — Марина, да что ты как змея! Мы же родня! — взвизгнула Елена. — Родня? После того, как ваша мама нас списала, как ненужную мебель? Нет, Лен. Мы просто люди, у которых общие воспоминания. Но не семья.
Елена постояла ещё немного, будто ждала, что кто-то скажет: “ладно, заходи”, но никто не сказал. — Ну и живите, как хотите! — выкрикнула она и вышла, громко хлопнув дверью.
