Тишина, длившаяся, наверное, всего минуту, показалась вечностью. Мы с Игорем стояли, не в силах сдвинуться с места, парализованные этой наглой оккупацией. Из открытых окон доносились громкие голоса, топот детских ног по нашему чистому полу и хлопанья дверей.
— Пап, — тихо позвала Алина, пряча лицо в моей куртке. — Они что, будут с нами жить?
Этот простой детский вопрос заставил меня вздрогнуть. Я обняла её крепче.
— Нет, солнышко, не будут, — прошептала я, сама не веря в свои слова.
Игорь наконец пошевелился. Он сделал глубокий вдох, выпрямил плечи, и по его лицу пробежала тень решимости. Он молча направился к дому. Я, держа за руку Алину, пошла за ним.
Внутри царил хаос. На вешалке висели чужие куртки, в прихожей стояли большие спортивные сумки. Из гостиной доносились взрывы смеха из телевизора, где дети смотрели мультфильмы на максимальной громкости.
Мы прошли на кухню. Лидия Петровна хозяйничала у плиты, грея что-то в нашей кастрюле. Оксана сидела за столом и листала мой кулинарный журнал, лениво отрывая уголки у страниц. Сергея не было видно, вероятно, он всё ещё осматривал хозяйственные постройки.
— Мама, нам нужно поговорить, — твёрдо начал Игорь, останавливаясь посреди кухни.
Лидия Петровна не обернулась, помешивая содержимое кастрюли.
— Говори, сынок, я не глухая. Только покороче, ужин стынет.
— Вы не можете вот так просто приехать без предупреждения и занимать наш дом! — голос Игоря дрогнул от сдерживаемых эмоций. — У нас свои планы. Это неуважение!
Оксана фыркнула, не отрываясь от журнала.
— Ой, Игорь, развелся на планы. У мамы планы поважнее будут.
Лидия Петровна наконец повернулась к нам. Её лицо было спокойным, но в глазах горели холодные огоньки.
— А ты не кричи, — сказала она сыну снисходительным тоном. — Мы приехали не в гости. Мы приехали на постоянку.
В воздухе повисла тягостная пауза. Казалось, даже мультики в зале на мгновение стихли.
— Как… на постоянку? — я выдавила из себя, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги.
— А так, — развела руками свекровь. — В городе нам тесно. Квартира у Оксаны малюсенькая, детям не развернуться. А мне одной скучно. А тут воздух, простор. Вот и будем жить. Все вместе.
— Вы с ума сошли? — вырвалось у меня. Я больше не могла молчать. — Это наша дача! Мы её покупали! Мы здесь всё своими руками делали!
Лидия Петровна медленно подошла ко мне. Её взгляд стал тяжёлым, испытующим.
— Покупали? — она сладко улыбнулась. — На какие деньги, милая? Помнишь, сынок, я тебе давала денег на первый взнос? Немаленькую сумму. Так вот, — она перевела взгляд на Игоря, — это был не подарок. Это был заём. А за долги, милые вы мои, надо платить.
Игорь остолбенел. Он смотрел на мать с таким выражением лица, будто видел её впервые.
— Какие долги? Какой заём? Мама, ты сказала, что это помощь!
— Всякая помощь имеет свою цену, — парировала Оксана, откинувшись на спинку стула. — Вы тут пять лет в своё удовольствие жили, а мама в тесной однушке ютилась. Непорядок.
Я чувствовала, как по моим рукам бегут мурашки. Это был не просто скандал. Это была ловушка, которую готовили годами.
В этот момент в кухню вошёл Сергей. Он вытер руки о штаны и бросил на нас беглый взгляд.
— Ну что, ругаетесь уже? — усмехнулся он. — Зря время тратите. Лучше документы поищите на дом. А то ведь он, если покопаться в истории, мог ещё дедушке, папе Лидии Петровны, записываться. Тогда выходит, что он вам и не принадлежит вовсе. Может, вы тут просто жильцы незаконные?
Его слова прозвучали как приговор. Они были произнесены с такой небрежной уверенностью, что не оставалось сомнений — эта мысль была обдумана и озвучена не впервые.
Игорь отступил на шаг. Его решимость куда-то испарилась, сменившись растерянностью и страхом. Он смотрел то на мать, то на сестру, ища в их глазах хоть намёк на шутку, но видел лишь холодную, железную уверенность.
Я обняла себя за плечи, пытаясь согреться, но внутри всё застыло. Это был не просто семейный конфликт. Это была война за дом. И враг был уже в крепости.
Последующие часы слились в одно сплошное пятно унижения и бессильной ярости. Наши «гости» устроились как у себя дома. Они заняли наши спальни, разложили свои вещи, громко смеялись и разговаривали, совершенно не обращая на нас внимания. Мы с Игорем и Алиной оказались заложниками в собственном доме, вытесненными в маленькую комнату, которую мы использовали как кабинет.
Алина, напуганная и подавленная, наконец уснула на раскладном диване, укрытая моим кардиганом. Я сидела рядом, гладила её по волосам и смотрела в окно, за которым уже давно стемнело. В саду горел свет из гостиной, и тени наших непрошеных родственников мелькали за шторами.
Игорь не находил себе места. Он ходил по крошечному пространству комнаты из угла в угол, его шаги были тяжёлыми и бесцельными.
— Не могу поверить, — он раз за разом бормотал себе под нос. — Не могу поверить, что это происходит. Собственная мать…
— Игорь, — тихо позвала я его. — Прекрати. Сядь. Надо думать.
Он остановился, упёршись руками в стол. Его плечи тряслись.
— О чём думать, Марина? Ты слышала, что они сказали? Про долг! Про документы!
— Я слышала. И теперь я хочу услышать от тебя всю правду. Какой долг? Какие деньги? — я старалась говорить спокойно, но внутри всё закипало.
Игорь сгорбился, словно с него сняли всю броню.
— Это было семь лет назад, — начал он глухо, не глядя на меня. — Когда мы только присмотрели этот участок. Денег на полную стоимость не хватало. Я сказал об этом маме… просто поделился, не более того. А она… она сама предложила помочь. Дала наличными. Говорила: «Бери, сынок, на доброе дело. Когда-нибудь вернёшь, если сможешь».
— И ты взял? Без расписки? — у меня похолодело внутри.
— Марина, это была моя мать! — он с силой выдохнул, обернувшись ко мне. В его глазах стояли слёзы злости и отчаяния. — Я думал, она просто помогает! Как можно было подумать, что это… ловушка?
— А ты вернул эти деньги? — спросила я, уже зная ответ.
— Конечно, вернул! — он всплеснул руками. — Через полгода, как только получил премию. Отдал ей всё до копейки. Ты же помнишь, мы тогда даже в отпуск не поехали!
— Но расписку она не дала? Факт возврата не подтвердила?
Игорь молча покачал головой, и в его взгляде читалось осознание всей глубины своей наивности.
— Я просто отдал ей конверт с деньгами. Она взяла, поблагодарила. Какие тут расписки? Я же не с ростовщиком имел дело, а с родной матерью!
Теперь всё вставало на свои места. У нас не было ни одной бумажки, подтверждающей, что мы рассчитались. А у них было «доказательство» — сам факт передачи денег когда-то давно. И они намерены были использовать его по полной.
— А что насчёт документов на дом? — перешла я к следующему страшному пункту. — Там действительно была какая-то путаница с дедом?
Игорь тяжело опустился на стул рядом со мной.
— Был небольшой нюанс, — прошептал он. — Первым владельцем участка был действительно дед. Потом он оформил его на маму, а она, когда мы вышли на сделку, стала оформлять его на нас. Но один документ, какое-то старое свидетельство, оставался у неё. Она говорила, что оно утратило силу. А теперь… теперь, выходит, просто ждала своего часа.
Мы сидели в полной тишине, слушая, как за стеной хохочет Оксана. Этот весёлый, беззаботный смех звучал как насмешка над нашим горем. Они там пили наш чай, ели нашу еду, строили планы по переустройству нашего дома, а мы сидели здесь, в темноте, и пытались понять, как мы оказались в такой безвыходной ситуации.
— Значит, так, — подвела я безрадостный итог. — У нас нет расписки о возврате долга. А у них есть старый документ, который они могут попытаться использовать против нас. Они уверены, что правы. Они приехали нас выживать.
Игорь закрыл лицо руками.
— Прости меня, Марина, — его голос дрожал. — Я так слепо верил… Я подвёл нас.
Я посмотрела на спящую дочь, на сломленного мужа, и ощутила странный, холодный прилив сил. Страх начал медленно превращаться в ярость. Чистую, беспощадную ярость загнанного в угол зверя.
— Хватит извиняться, — сказала я твёрдо. — Теперь не время. Теперь надо думать, как с этим бороться. Они играют грязно. Значит, и мы должны найти свой козырь.
— Какой? — с надеждой посмотрел на меня Игорь.
— Пока не знаю. Но он должен где-то быть. Надо искать. Вспоминать всё. Каждую бумажку, каждое слово.
Я встала и подошла к старому шкафу, где годами хранились все семейные архивы, папки с квитанциями и прочий, казалось бы, ненужный хлам. Теперь этот хлам мог стать нашим единственным оружием. Начиналась настоящая война, и полем боя была наша собственная жизнь.
