Игорь осторожно, как драгоценную реликвию, взял мою руку.
— Они играли с нами, не показывая все карты, — сказал он, и в его голосе впервые за двое суток зазвучала не растерянность, а твердость. — А теперь карты легли на стол. И все козыри — у нас.
Мы сидели на полу еще несколько минут, не в силах разомкнуть объятий. Тетрадь лежала между нами, как священный артефакт. Теперь нельзя было действовать сгоряча. Наш следующий шаг должен был быть безошибочным.
— Нам нужен специалист, — тихо сказала я, осторожно перелистывая хрупкие страницы. — Нужно понять, насколько это действительно серьезно.
Игорь кивнул, его взгляд стал собранным и ясным.
—У меня есть однокурсник, Андрей. Он как раз занимается имущественными спорами. Я позвоню.
Он вышел в коридор, чтобы поговорить без лишних ушей. Я осталась с Алиной, которая наконец проснулась. Пришлось успокаивать её тихими словами, обещать, что скоро всё наладится. Глядя в её испуганные глаза, я понимала, что отступать некуда.
Игорь вернулся через пятнадцать минут. На его лице играла улыбка, которой я не видела с того злополучного звонка.
—Андрей сказал, что это бомба. Эта расписка, особенно вместе с нашими чеками на все коммунальные платежи и улучшения за последние пять лет, — железное доказательство. Она подтверждает, что мама уже получила свою долю и добровольно отказалась от прав на остальное имущество. Их угрозы — пустой звук.
Мы переглянулись. Пришло время.
— Значит, идём на решающий разговор, — я встала, отряхивая с колен пыль прошлого. — Но мы не будем кричать. Мы дадим им высказаться. Пусть почувствуют себя уверенно.
Мы вышли из комнаты, ведя за руку Алину. В гостиной царил разгром. Сергей смотрел телевизор, развалившись на нашем диване. Оксана красила ногти, распространяя едкий запах лака. Лидия Петровна что-то вязала, восседая в кресле у окна.
— А, изгнанники выползли, — усмехнулся Сергей, не отрывая взгляда от экрана.
— Нам нужно обсудить ваше предложение, — твёрдо начал Игорь. Он подошёл к центру комнаты, и его поза, прямая и уверенная, заставила даже Оксану отложить лак.
Лидия Петровна медленно подняла на него глаза.
—Какое ещё обсуждение? Решение принято.
— Решение о том, чтобы мы добровольно отдали вам наш дом? — вступила я. — Обоснуйте, пожалуйста, ещё раз. На каком основании?
—Опять за своё! Мама уже всё объяснила. Долг есть долг. И документы на дом не совсем чистые.
— То есть, вы утверждаете, что имеете право на эту дачу, потому что когда-то дали нам денег, которые мы уже вернули, и потому что у вас есть какая-то старая бумажка от деда? — я специально говорила медленно, подводя их к краю.
— Именно так! — Лидия Петровна отложила вязание, её голос зазвенел. — Я мать! Я имею право на долю! А вы неблагодарные, забыли, кто вам помог встать на ноги!
— Я всё помню, мама, — тихо сказал Игорь. Он вынул из-за пазухи амбарную книгу. — Помню и про деньги на квартиру. Ты получила их. Ровно триста пятьдесят тысяч. Пятнадцатого мая две тысячи пятого года.
Эффект был ошеломляющим. Лидия Петровна резко встала, её лицо побелело, как мел. Глаза вышли из орбит, уставившись на знакомую тетрадь. Оксана замерла с кисточкой лака в воздухе. Сергей выключил телевизор пультом.
— Что… что ты несешь? — прошипела свекровь.
— Я несу правду, — Игорь раскрыл тетрадь на закладке и протянул её ей. — Вот она, твоя подпись. Подтверждающая, что ты получила своё наследство и не имеешь претензий к имуществу отца. К этому дому. К этому участку.
Оксана рванулась с места, пытаясь выхватить тетрадь.
—Это подделка! Какая-то мазня!
— Не трогай! — мой голос прозвучал как удар хлыста. Я шагнула вперёд. — Это подлинник. Почерк деда и её подпись легко проверит почерковедческая экспертиза. Хотите подать в суд? Пожалуйста. Мы с нетерпением ждём этого. Мы предъявим эту расписку, все наши чеки за пять лет и заявим о попытке мошенничества с вашей стороны.
Лидия Петровна молчала, не в силах оторвать взгляд от своей собственной подписи, поставленной много лет назад. Всё её величие, вся её уверенность испарились, оставив лишь испуганную, постаревшую женщину.
— Ты… ты подвёл мать? — её голос дрожал. — Собственную мать?
— Нет, мама, — Игорь смотрел на неё без тени сомнения. — Это ты попыталась обманом отобрать дом у собственного сына и внучки. Ты сама всё для этого подготовила. Мы просто нашли правду.
Сергей первым сориентировался в ситуации. Он тяжело поднялся с дивана.
—Ладно, семейные разборки. Мы в этом не участвуем. Дети, собирайте вещи!
Его слова стали сигналом к полному развалу их планов. Оксана засуетилась, сметая свои баночки в сумку. Лидия Петровна всё ещё стояла, как громом поражённая, глядя на тетрадь в руках сына, которая в одно мгновение разрушила все её расчёты.
Она проиграла. И она это понимала.
Наступила тишина. Та самая, желанная тишина, которую они уничтожили своим вторжением. Но теперь она была наполнена не миром, а грохотом рушащихся планов и шипением змеиной злобы.
Лидия Петровна неподвижно стояла, уставившись в ту самую страницу. Казалось, она пыталась сжечь её взглядом, стереть с бумаги свои собственные чернила. Вся её напускная властность, всё величие испарились, оставив лишь жалкую, сморщенную старуху, пойманную на собственной лжи.
— Ты… ты сохранил это? — её голос был беззвучным шёпотом, полным невероятной обиды.
— Это спасло нас от тебя, мама, — холодно ответил Игорь. Он больше не оправдывался, не искал виноватых. Он просто констатировал факт.
В этот момент Оксана, опомнившись от шока, с визгом бросилась к Игорю, пытаясь вырвать тетрадь.
— Дай сюда! Это наше! Это мамино!
Я была начеку. Я шагнула между ними, и моя рука перехватила её запястье. Я сжала его не сильно, но достаточно, чтобы она остановилась.
— Не трогай, — сказала я тихо, глядя ей прямо в глаза. — Это наше доказательство. И если вы не уедете в течение часа, его копии вместе с заявлением о попытке мошенничества будут не только у нашего адвоката, но и в полиции. Вы хотели суда? Вы его получите. Со всеми вытекающими.
Сергей, прагматичный и трусливый, всё уже понял. Игра была проиграна. Он грубо схватил Оксану за плечо и оттащил её.
— Хватит! — рявкнул он. — Всё ясно. Собираем вещи и уезжаем. Быстро!
Он был первым, кто бросился упаковывать свои пожитки, сметая их в сумки с таким видом, будто в доме начался пожар. Его паника оказалась заразительной. Оксана, бормоча ругательства и плача от злости, начала хватать разбросанные по дому детские вещи.
Лидия Петровна всё ещё не двигалась. Она смотрела на Игоря, и в её глазах плелась паутина старой ненависти и нового, жгучего стыда.
— Я… я твоя мать… — это была её последняя, жалкая попытка надавить.
— Была, — тихо ответил Игорь. В этом слове прозвучал такой окончательный приговор, что она вздрогнула и, наконец, отвернулась.
Они метались по дому, как тараканы, застигнутые внезапным светом. Собирали свои вещи, срывали с вешалок куртки, хватали недоеденные продукты с нашего стола. Мы с Игорем и Алиной стояли в дверях гостиной и молча наблюдали за этим позорным бегством. Мы не помогали и не мешали. Мы просто были свидетелями их краха.
Через сорок пять минут их машина, багажник которой был набит до отказа, стояла у калитки. Сергей завёл мотор. Оксана, не глядя на нас, втолкнула детей на заднее сиденье.
Лидия Петровна шла последней. Она медленно вышла из дома, неся свою дорогую сумку. Она прошла мимо нас, глядя прямо перед собой, высоко подняв голову, но каждый видел, что это жалкая бутафория.
На пороге она остановилась и обернулась. Её взгляд скользнул по мне, по Игорю, по притихшей Алине, которая крепко держалась за мою руку.
— Я вас проклинаю, — прошипела она. — Не будет вам ни счастья, ни покоя.
Я сделала шаг вперёд. Всё напряжение, весь страх и вся боль этих двух дней вылились в одну-единственную, кристально ясную фразу. Я сказала её спокойно, без злобы, но так, чтобы каждое слово врезалось в память навсегда.
— И запомните, это мой дом. Сюда вам дороги нет. Никогда.
Она не нашлась что ответить. Рывком повернулась и, пошатываясь, направилась к машине. Дверца захлопнулась. Внедорожник дёрнулся с места, резко развернулся, снова задев колесом мою клумбу, и с ревом умчался в сторону города, оставляя за собой облако пыли.
Мы стояли у калитки и смотрели вслед исчезающим огням. Воздух был наполнен запахом бензина и пыли, но для нас он пах свободой.
Игорь тяжело вздохнул и положил руку мне на плечо. Его пальцы дрожали.
— Прощай, мама, — прошептал он в пустоту, и в этих словах было столько боли, облегчения и окончательности, что слёзы наконец вырвались наружу. Он плакал тихо, беззвучно, а я прижалась к его плечу, и мы стояли так, пока последний звук мотора не растворился в вечерней тишине.
