Но у нас были доказательства. Переписка, где она просила «небольшую сумму на ремонт». Свидетельские показания соседей, что никакого ремонта на даче не было. И главное — экспертиза показала, что подписи на договорах микрозаймов были подделаны.
Максим выступил на моей стороне. Это был тяжёлый выбор для него — свидетельствовать против родной матери. Галина Петровна смотрела на него с таким презрением, что он отворачивался.
— Предатель, — прошипела она после одного из заседаний. — Родную мать продал за юбку!
— Нет, мам, — ответил Максим устало. — Это ты предала. Предала моё доверие, мою семью, мою жену.
Суд длился четыре месяца. За это время мы продали машину, чтобы оплатить адвоката и погасить часть долгов. Я брала все возможные заказы, работала по шестнадцать часов в сутки. Максим устроился на вторую работу.
И вот финальное заседание. Нотариус зачитывает решение суда. Кредиты, оформленные с нарушением закона, признаются недействительными. Галина Петровна обязана выплатить банкам полную сумму задолженности — три миллиона семьсот тысяч рублей с учётом штрафов и пени. Ей грозит уголовное дело за мошенничество.
Свекровь сидит бледная, постаревшая за эти месяцы лет на десять. Её адвокат что-то шепчет ей на ухо, но она не слышит. Она смотрит на Максима, и в её глазах мольба. Но он отворачивается.
После суда мы выходим втроём — я, Максим и нотариус, который вёл дело. На улице весна, светит солнце, и мне кажется, что я впервые за полгода могу дышать полной грудью.
— Что она теперь будет делать? — спрашиваю я мужа.
— Не знаю. И знать не хочу. Она сделала свой выбор.
Мы идём домой пешком, держась за руки. Квартира, которую мы снимаем, маленькая и неуютная. Машины больше нет. Отпуск в этом году не светит. Но мы вместе, и мы справились.
Через неделю Галина Петровна продала дачу и часть долга погасила. Остальное пришлось выплачивать из пенсии по решению суда. Она пыталась звонить Максиму, приходила под дверь, но он не открывал. Оставляла записки с просьбами о прощении, но было поздно.
А ещё через месяц случилось чудо. Тест показал две полоски. После всех переживаний, стресса и лечения я забеременела. Максим плакал, когда узнал. Мы сидели на кухне нашей съёмной квартиры, и он повторял:
— Спасибо, спасибо, спасибо…
Я знала, что он благодарит не только за ребёнка. За то, что не ушла, когда его мать пыталась нас разрушить. За то, что поверила в него, когда он был вынужден выбирать между матерью и женой. За то, что мы остались семьёй.
Недавно встретила Галину Петровну в магазине. Она выглядела как тень прежней себя — похудевшая, в поношенном пальто, с пустой корзинкой. Увидев меня, она замерла. Я тоже остановилась, не зная, что сказать.
— Как Максим? — спросила она тихо.
Я инстинктивно прикрыла рукой округлившийся живот.
В её глазах блеснули слёзы.
— Я… я рада за вас. Правда.
Она развернулась и быстро пошла прочь, оставив корзинку у кассы. Я смотрела ей вслед и думала о том, как жадность, зависть и желание контролировать могут разрушить семью. Она потеряла всё — сына, будущих внуков, уважение. И всё из-за чего? Из-за желания доказать, что невестка недостойна её драгоценного мальчика.
Вечером я рассказала Максиму о встрече. Он долго молчал, потом сказал:
— Может, когда родится малыш… может, дадим ей шанс? Под присмотром, конечно. И без всяких документов.
Я обняла его. Мой муж, который прошёл через предательство самого близкого человека и всё равно остался способным на прощение.
— Посмотрим, — сказала я. — Время покажет.
И оно правда покажет. А пока мы просто живём, работаем, готовимся стать родителями. И стараемся не думать о том кошмаре, через который прошли. Хотя один урок я усвоила навсегда — никогда, ни при каких обстоятельствах не подписывать документы не читая. Даже если просит родной человек. Особенно если просит свекровь.
