Они прошли на кухню. Светлана Павловна жестом предложила сесть за стол, сама осталась стоять у окна. Поза защитная, руки скрещены на груди.
— Светлана Павловна, Юра переводит вам деньги, — начала Вера. — Много и часто. За полгода набралось больше шестидесяти тысяч.
— Мы копим на ремонт. Планировали начать в этом месяце, но теперь не хватает как раз той суммы, что ушла к вам.
— Юра мой сын, — свекровь выпрямилась. — Он сам решает, помогать мне или нет. Ты тут вообще при чем?
— При том, что это наши общие деньги. Семейные.
— Семейные, — Светлана Павловна усмехнулась. — А я что, не семья? Я его родила, вырастила. Одна двоих детей подняла, когда муж бросил. Работала на двух работах, себе ни в чем не позволяла. И теперь, когда мне нужна помощь, я не имею права попросить у сына?
— Имеете, — Вера старалась говорить спокойно. — Но мы тоже имеем право знать, на что идут наши деньги. И планировать свою жизнь.
— Ваша жизнь, — свекровь подошла ближе, оперлась руками о спинку стула. — Ваш ремонт. А я уже старая, мне скоро шестьдесят. Мне уже не до ремонтов, мне нужна поддержка.
— Светлана Павловна, у вас хорошая пенсия. Двадцать восемь тысяч. Своя квартира. Вы не бедствуете.
Лицо свекрови изменилось. Стало холодным, жестким.
— Ты приехала проверять, на что я трачу деньги? — голос ее стал тихим, опасным. — Считать мои расходы?
— Я приехала понять, почему мой муж отдает вам деньги, которые мы копили на нашу совместную цель.
— Потому что я его мать! — Светлана Павловна повысила голос. — Потому что я имею право на его помощь! А ты кто такая? Три года назад в его жизни появилась. Медсестра из поликлиники. Думаешь, я такую невестку хотела для сына?
Вера встала. Сердце колотилось, в висках стучало.
— Что вы сейчас сказали?
— То, что думаю. Юра мог бы найти кого получше. Умнее, образованнее. С положением. А не простую медсестру, которая теперь еще и копейки считает.
— Понятно, — Вера взяла сумку, направилась к выходу. — Теперь мне все понятно.
— Убирайся! — крикнула вслед свекровь. — И запомни — Юра мой сын. Он мне всегда поможет, что бы ты ни говорила!
Вера вышла из квартиры, спустилась по лестнице. На улице остановилась, прислонилась к стене дома. Руки тряслись, дышать было тяжело. Слова свекрови гудели в голове: «Медсестра из поликлиники. Думаешь, я такую невестку хотела?»
Значит, дело не в деньгах вообще. Дело в том, что Светлана Павловна считает ее недостойной своего сына. И держит Юру на коротком поводке, не давая по-настоящему отделиться.
Вера достала телефон, позвонила мужу. Он взял трубку сразу.
— Ну что, поговорила?
— Да. Она мне все объяснила.
— Что я недостойная жена для тебя. Простая медсестра, не того уровня.
— Ты слышал меня? — переспросила Вера.
— Слышал. Мама не это имела в виду…
— Имела. Именно это. Она считает, что имеет право на твои деньги, потому что я — так, случайная девушка, которая три года назад появилась.
— Вера, успокойся. Приезжай домой, поговорим нормально.
— О чем говорить? — голос ее сорвался. — Твоя мать только что в лицо мне сказала, что я тебе не пара. А ты молчишь!
— Я не молчу. Я… Просто мама расстроена, вот и наговорила лишнего.
— Расстроена, — Вера рассмеялась. — Хорошо. Езжай к ней, успокаивай. А я домой.
Она сбросила звонок, села в машину. Ехала медленно, боялась, что не справится с управлением — руки подрагивали, перед глазами все плыло.
Дома она рухнула на диван, уткнулась лицом в подушку. Плакать не хотелось — внутри была пустота. Холодная, неприятная пустота.
На следующее утро Вера проснулась от звонка телефона. Юрий уже ушел на работу, его половина кровати была холодной. На экране высветилось неизвестное имя, но номер показался знакомым.
— Вера, это Лидия Кравцова, соседка снизу. Помнишь меня?
Как же не помнить. Лидия Петровна — главная сплетница подъезда, дружила со Светланой Павловной. Вера редко с ней пересекалась, но каждый раз чувствовала себя под микроскопом.
— Помню. Здравствуйте.
— Слушай, я тут слышала от Светланы Павловны… Вы с Юрой правда ей запретили деньги давать?
Вера сжала телефон так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Лидия Петровна, это наши семейные дела.
— Ну как же семейные, когда вся лестничная площадка обсуждает. Светлана Павловна так расстроена, рассказывала, что ты приезжала, устроила ей допрос. Говорила, что она теперь для вас обуза.
— Я такого не говорила.
— А она говорит, что говорила. Еще сказала, что ты запретила Юре ей помогать. Как же так, Вера? Она же его мать. Старый человек, одна живет.
— До свидания, Лидия Петровна, — Вера сбросила звонок.
Значит, так. Светлана Павловна пошла в атаку по другому фронту. Распускает слухи, выставляет невестку в плохом свете. Классическая манипуляция — создать образ жертвы, прижатой к стене жестокой и жадной женой сына.
Вера оделась, собралась на работу. В поликлинике она работала как в тумане, механически выполняя обязанности. Ольга Ивановна заметила ее состояние, подошла в обеденный перерыв.
— Ездила, — Вера рассказала о разговоре, о звонке Лидии Кравцовой.
— Началось, — кивнула Ольга. — Теперь она будет всем жаловаться, какая ты плохая. Стандартная тактика. Она не просто деньги хочет — она хочет контролировать сына. А ты помеха.
— Разговаривать с мужем. Жестко, прямо. Пусть выбирает — или он с тобой строит свою жизнь, или остается маменькиным сыночком до старости.
Вера кивнула, но внутри все сжалось. Ультиматум — это крайняя мера. А вдруг Юра выберет мать?
Вечером, когда муж вернулся домой, Вера встретила его серьезным разговором. Они сели за стол на кухне, и она начала без предисловий:
— Твоя мать распускает про меня слухи. Лидия Кравцова звонила, говорит, что вся лестничная площадка обсуждает, какая я жадная жена.
— Мама расстроена. Она не со зла.
— Не со зла? Юра, она специально выставляет меня в плохом свете. Говорит, что я ей устроила допрос, что запретила тебе помогать.
— Ну ты же действительно приезжала с претензиями…
— С претензиями?! — Вера повысила голос. — Я приехала выяснить, почему наши общие деньги уходят к твоей матери без моего ведома! Это нормальный вопрос!
— Для тебя, может, и нормальный. А для мамы это обида. Она всю жизнь мне отдала, а теперь я, получается, за каждую копейку должен перед женой отчитываться.
— Юра, мы женаты три года. Три года живем вместе, планируем вместе. Когда ты начнешь понимать, что твои решения касаются не только тебя?
— А когда ты начнешь понимать, что мама для меня важна?
— Я не говорю, что она не важна! — Вера встала, прошлась по кухне. — Я говорю о другом. О том, что у нас должны быть свои приоритеты. Наша жизнь, наши планы. А не бесконечное спонсирование твоей матери, которая, между прочим, совсем не бедствует!
— Откуда ты знаешь? Может, ей действительно не хватает на жизнь.
— У нее пенсия двадцать восемь тысяч, Юра! Двадцать восемь! Это больше, чем у половины работающих людей. И своя квартира, никаких долгов.
— Но ей нужна помощь…
— Ей нужен контроль над тобой, — резко сказала Вера. — Вот что ей нужно. Она держит тебя на коротком поводке через чувство вины. Ты для нее не самостоятельный мужчина, а вечный должник.
— Как ты можешь такое говорить?
— Потому что это правда. Подумай сам — сколько лет отец ушел? Двадцать пять. Ты давно взрослый, самостоятельный. Но мама до сих пор напоминает тебе, как тяжело ей было вас растить. Это манипуляция, Юра.
— Заткнись! — он резко встал, стул со скрежетом отъехал назад. — Не смей так говорить о моей матери!
Вера замерла. Муж никогда не повышал на нее голос так резко. В его глазах была злость, настоящая злость.
