— И что она? — Леша смотрел на тещу с надеждой.
— Обиделась и бросила трубку. Как обычно, — Ольга Викторовна вздохнула. — Леш, я тебе вот что скажу. Ты сделал правильно. Но приготовься к тому, что она может не простить. Некоторые люди не умеют признавать свои ошибки. Они предпочитают остаться в позиции жертвы, чем пересмотреть свое поведение.
— То есть она может вообще никогда больше не заговорить со мной?
— Может. А может, и одумается со временем. Но это ее выбор, понимаешь? Не твой. Ты сделал все, что мог. Дальше — ее решение.
Ольга Викторовна ушла через час, оставив им пакет с домашней едой. Катя и Леша долго сидели на кухне молча.
— Знаешь, что самое странное? — вдруг сказал Леша. — Мне легче стало. Я думал, будет хуже, но мне реально легче. Как будто груз с плеч сняли.
— Потому что ты больше не живешь в постоянном напряжении, — Катя взяла его за руку. — Раньше ты всегда ждал, когда она снова позвонит и попросит денег. А теперь ты свободен.
Он посмотрел на нее и улыбнулся. Впервые за две недели по-настоящему улыбнулся.
— Ты знаешь, мы же теперь можем накопить на холодильник. И на отпуск. И вообще на что захотим.
— Вот именно, — Катя улыбнулась в ответ.
Прошел месяц. Нина Юрьевна так и не вышла на связь. Леша несколько раз пытался ей позвонить, но она сбрасывала. Он написал ей длинное сообщение — спокойное, без обвинений. Написал, что любит ее, что благодарен за детство, что готов помогать в реальных трудностях, но не может больше отдавать все деньги. Что у него своя семья теперь, свои планы, свое будущее. Что он хочет нормальных, честных отношений без манипуляций.
Нина Юрьевна прочитала сообщение. Но не ответила.
Еще через неделю Катя встретила соседку Люду у подъезда.
— О, Катюша! — та сразу подлетела к ней. — А я давно тебя не видела! Как дела?
— Нормально, спасибо, — Катя попыталась пройти мимо, но Люда схватила ее за рукав.
— Слушай, а что у вас со свекровью случилось? Она всем во дворе жалуется, что сын ее бросил, что невестка плохая попалась.
— Правда? — Катя не удивилась. Она ожидала чего-то подобного.
— Ага. Говорит, что вы ее в старости оставили, что помощи не оказываете, что она теперь совсем одна. Жалко ее, конечно, — Люда покачала головой. — Хотя, знаешь, я ей не очень-то верю. Помню, как она Сергея, старшего сына, выживала. Тоже всем жаловалась, что он неблагодарный. А он просто съехал, потому что она его доставала постоянно.
Катя кивнула и попрощалась с соседкой. Дома она рассказала Леше о разговоре.
— Ну что ж, — он пожал плечами. — Пусть говорит, что хочет. Мы-то знаем правду.
— Обидно, — признался он. — Но я понял одну вещь. Я не могу контролировать ее реакцию. Я не могу заставить ее понять. Я могу только контролировать свои действия. И я сделал правильно.
Катя обняла его. Ей было приятно видеть, как он изменился за этот месяц. Стал увереннее, спокойнее. Перестал вздрагивать каждый раз, когда звонил телефон.
Они купили холодильник. Новый, белый, большой. Когда его привезли и установили, Катя поймала себя на мысли, что это не просто холодильник. Это символ их свободы. Их права распоряжаться своими деньгами, своей жизнью.
— Давай отпраздную, — предложил Леша вечером. — Сходим куда-нибудь?
— Давай просто дома посидим, — Катя улыбнулась. — Закажем пиццу, посмотрим фильм.
Они так и сделали. Сидели на диване, ели пиццу, смотрели какую-то комедию. И Катя вдруг поняла, что ей хорошо. По-настоящему хорошо. Без постоянного напряжения, без страха, что завтра свекровь позвонит и попросит денег, без чувства вины, что они тратят на себя то, что «должны» отдать Нине Юрьевне.
— О чем задумалась? — Леша посмотрел на нее.
— О том, что мы справились, — она прижалась к нему. — Правда справились.
— Справились, — кивнул он.
Нина Юрьевна продолжала молчать. Леша иногда писал ей короткие сообщения — поздравлял с праздниками, интересовался здоровьем. Она отвечала односложно: «Спасибо», «Нормально». Но на разговор не шла. Денег больше не просила — видимо, поняла, что не получит.
Катя знала, что Леша переживает. Он скучал по матери. Хотел нормального общения. Но Нина Юрьевна выбрала свою позицию и не собиралась с нее сходить. Она предпочла остаться обиженной жертвой, а не попытаться построить новые, здоровые отношения с сыном.
Однажды вечером, спустя два месяца после их разговора, Леша сказал:
— Знаешь, я думал, что будет хуже. Что я не смогу жить, не общаясь с матерью нормально. Но я смог. И мне не плохо.
— Тебе грустно, — поправила Катя. — Это нормально. Ты скучаешь по ней.
— Да. Но я не жалею о том, что сделал. Я сделал правильно. Для нас. Для нашей семьи.
Катя кивнула. Она гордилась им. Он смог встать на свою сторону, защитить их отношения, их будущее. Это было нелегко, но он справился.
Они начали откладывать деньги на отпуск. Впервые за пять лет брака у них появилась такая возможность. Раньше все уходило свекрови, на съемную квартиру, на еду. А теперь они могли позволить себе мечтать.
— Куда хочешь поехать? — спросил Леша однажды, когда они просматривали туры в интернете.
— К морю, — улыбнулась Катя. — Просто к морю. Неделю валяться на пляже, купаться, есть фрукты, ни о чем не думать.
— Значит, к морю, — кивнул он.
Они сидели на кухне, пили чай, планировали будущее. За окном начинало темнеть — осень подбиралась к концу. Но дома было тепло и уютно. Новый холодильник тихо гудел в углу.
Катя посмотрела на мужа и подумала, что все сложилось правильно. Да, отношения со свекровью не наладились. Да, Нина Юрьевна так и не смогла принять новые правила. Да, она выбрала обиду вместо диалога.
Но это был ее выбор. Не их.
Они сделали свой выбор — жить своей жизнью, строить свое будущее, не позволять никому манипулировать собой, даже если этот кто-то — родная мать. И с этим выбором им было хорошо.
Не идеально. Не сказочно. Но хорошо. По-настоящему хорошо.
— Знаешь, — сказала Катя, допивая чай, — я думаю, мы молодцы.
— Потому что мы выстояли. Вместе. И это дорогого стоит.
Леша улыбнулся и взял ее за руку. Они сидели так еще долго, просто держась за руки, глядя в окно, где за стеклом медленно темнел осенний вечер.
Жизнь продолжалась. Без примирения со свекровью, без громких извинений, без счастливого финала, где все обнимаются и плачут от счастья.
Но с чем-то более важным — с внутренним спокойствием, с правом на собственную жизнь, с надеждой на будущее, которое они теперь могли строить сами, без постоянного страха, что кто-то заберет у них последнее.
И этого было достаточно.
