— Мама переезжает к нам. Я уже всё решил, — сказал Михаил, ставя тарелку с ужином на стол. Его голос звучал обыденно, словно он сообщал о смене тарифа на мобильном.
Елена замерла с вилкой в руке. За спиной мужа кипел новенький белый чайник, купленный на распродаже неделю назад. В духовке стояла курица — Елена решила порадовать Мишу его любимым блюдом после тяжёлой рабочей недели.
— Что значит «переезжает»? — она попыталась сохранить спокойствие, хотя внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия. — Погостить на недельку?
— Нет, насовсем, — Михаил сел за стол и невозмутимо развернул салфетку. — Позавчера она упала и сломала шейку бедра. Операцию сделали, но жить одной теперь опасно. Дальше реабилитация, восстановление…
— Миша, мне жаль, — Елена отложила вилку. — Но подожди — это же как минимум полгода! Где мы её разместим? У нас только две спальни, и вторая — это кабинет, я там работаю.
— Значит, придётся потесниться, — Михаил пожал плечами, будто речь шла о перестановке мебели, а не о кардинальном изменении их жизни. — Маме нужен уход, у неё никого, кроме меня.
— А как насчёт реабилитационного центра? — осторожно предложила Елена. — Или сиделки? Мы могли бы скинуться…
— Нет, — Михаил отрезал кусок куриной грудки. — Она моя мать. Я не отдам её в «казённый дом». И оставлять её с чужим человеком я тоже не буду.
Елена почувствовала, как нарастает раздражение. Она любила свекровь — в меру. Четыре раза в год на семейные праздники, иногда на выходные. Но жить вместе?
— Миш, может, всё-таки обсудим варианты? — она старалась говорить спокойно. — Это серьёзное решение, нельзя вот так с ходу…
— Нечего обсуждать, — Михаил отрезал. — Моя мать будет жить с нами, и это не обсуждается!
Елена вздрогнула от его тона. За пять лет брака она ни разу не слышала, чтобы муж говорил с ней так.
— Хорошо, я понимаю про «нечего обсуждать», — она старалась сдержать дрожь в голосе. — Но хотя бы когда это случится? Мне нужно подготовиться.
— В воскресенье, — будничным тоном ответил Михаил. — Врач сказал, её можно будет забрать после обхода. Кстати, её кровать придётся поставить в гостиной, в спальнях слишком узкие дверные проёмы для инвалидной коляски.
Елена молча смотрела на мужа, пытаясь осознать, что вся её жизнь перевернётся через два дня.
В субботу они перетаскивали мебель. Диван ушёл на балкон, журнальный столик — к соседям, которые как раз делали ремонт на даче. Рабочий уголок Елены переехал в спальню, втиснувшись между шкафом и кроватью.
— Представляешь, в больнице сказали, что мы ещё и судно должны купить, — Михаил вернулся из хозяйственного с огромным пакетом. — И вот эти штуки для ванной — поручни. Придётся самому привинчивать.
Елена механически кивала, пытаясь втиснуть свои рабочие папки в тумбочку. Она преподавала английский онлайн и привыкла к просторному столу с удобным креслом. Теперь её рабочее место больше напоминало место в плацкартном вагоне.
— А ещё нужно будет со временем пандус сделать… блин, это дорого, — Миша озабоченно потёр подбородок. — Ладно, пока буду её на руках спускать, когда на процедуры.
— На руках? — Елена с тревогой посмотрела на мужа. — Миш, ты же знаешь свою спину. Тебе нельзя тяжести поднимать…
— Придётся, — отрезал он. — Это моя мать. Я не могу её бросить.
— Никто не говорит «бросить», — Елена начала терять терпение. — Я просто предлагаю подумать о других вариантах. Например, снять ей квартиру рядом. Тогда мы сможем ухаживать, но у каждого останется своё пространство.
— У нас нет денег на аренду, — Михаил поджал губы. — И нечего тут…
Елена не дала ему закончить:
— У нас нет денег на аренду, но есть на пандус, сиделку и переоборудование квартиры? Миш, это нелогично.
— Так, стоп, — Михаил поднял руку. — Я всё решил. Если тебе не нравится, можешь… ну, я не знаю… пожить пока у сестры.
Елена словно получила пощёчину. Она уставилась на мужа, не веря своим ушам.
— То есть твоя мать важнее жены? Ты предлагаешь мне съехать из собственной квартиры?
— Не съехать, а пожить немного отдельно, — Михаил избегал её взгляда. — Пока мама не окрепнет.
— Миша, ты же сам сказал, что это минимум полгода. А потом что? Вернуть её в пустую квартиру с лестницами, которые она не осилит?
— Не знаю! Я устал думать об этом! — он повысил голос. — Я просто хочу помочь маме, почему ты делаешь из этого трагедию?
— Потому что ты ставишь меня перед фактом! — Елена почувствовала, как подступают слёзы. — Ты решил всё сам, не спросив моего мнения. Это наш общий дом, Миш. Общий!
— Да, общий, — кивнул он. — И моя семья имеет право жить в нём.
— А я не семья? — тихо спросила Елена.
Михаил замолчал, глядя в пол.
Воскресенье изменило всё. Нина Степановна приехала на скорой — худая, бледная, но с неизменно властным взглядом. Несмотря на боль и слабость, она сразу начала раздавать указания:
— Мишенька, поставь чайник. Только не этот, новый — у меня от пластика изжога. Достань тот, старый, медный… Лена, деточка, не стой столбом, открой форточку — тут надышано.
Елена молча выполнила просьбу. Надо потерпеть, успокаивала она себя. Женщина болеет, неудивительно, что она раздражена. Со временем всё наладится.
Но время шло, а легче не становилось. Спустя неделю их квартира превратилась в филиал больницы. В гостиной стояла функциональная кровать, взятая напрокат. Вокруг — тумбочки с лекарствами, судно, ходунки. В ванной появились поручни. Кухню заполонили травяные сборы и специальная посуда.
— Леночка, сделай чай послабее, — Нина Степановна постукивала пальцами по подлокотнику инвалидного кресла. — И без этого вашего сахарозаменителя — от него у меня аллергия.
— Хорошо, Нина Степановна, — Елена в третий раз заваривала чай.
— И хлеба нарежь, только не магазинного — я испекла вчера, пока вы на работе были.
— Вы пекли хлеб? Но как? Вам же нельзя вставать!
— Я не инвалид какой-нибудь, — Нина Степановна поджала губы. — На ходунках дошла до кухни, там постояла немного. А что, нельзя уже и хлеба испечь для сына?
