— Никита, ты точно ей сказал, что у нас нет свободной комнаты? — Мария, стоя у кухонного стола, остервенело терла яблоки на шарлотку, хотя никто не просил шарлотку. Это был скорее ритуал — лишняя ложка сахара в тесто, как предохранитель перед бурей.
— Сказал. Раз десять. Но ты же знаешь маму… — Никита заговорил тихо, как будто речь шла не о человеке, а о природном катаклизме.
Мария резко отложила терку. — Вот именно. Знаю. Она как потоп. Сначала кажется, просто дождики пошли, а потом смотришь — ты уже по пояс в воде, а квартира больше напоминает «Титаник».
Никита невесело усмехнулся и полез в холодильник. — Просто давай сегодня без обострений, ладно?
— А, то есть до этого у нас была ремиссия? — Мария прищурилась. — Никита, ты вообще слышишь себя? Твоя мать приходит в наш дом и начинает вещать, что «всё это» куплено на её деньги, хотя у нас с тобой и ипотека была, и мои три года переработок…
— Ну, ей кажется, что она вложила больше. Ты же знаешь, она всегда так считала. — Никита выпрямился с бутылкой минералки и хлопнул дверцей. — Неужели нельзя один вечер просто посидеть и нормально пообщаться?
— Со мной или с ней? — Мария посмотрела прямо в глаза. — Потому что со мной она «нормально» не общается с тех пор, как я посмела родиться не из её утробы.
Звонок в дверь прозвучал, как выстрел стартового пистолета.
Мария сглотнула и с притворной бодростью направилась в коридор. — Побежали, Никитушка. Начнём забег на выживание.
София Михайловна появилась на пороге, как будто это не она пришла в гости, а Мария — к ней на дачу, да ещё и без согласования. Нос с булавочную головку, губы в тонкую линию, сумка — как артобстрел: можно свалить быка.
— Ну, наконец-то открыли, — с прищуром сказала свекровь, проходя мимо Марии так, словно та была вешалкой. — Уже и простыла вся, и давление скакнуло. А ты, Машенька, что ж, не могла пораньше дверь открыть?
— Видимо, как и ты не могла позвонить, прежде чем приходить, — сладко улыбнулась Мария, закрывая дверь. — Но ничего, у нас тут всё по старинке — без звонка, без приглашения, прямо как в родовой общине.
— Ой, юмор у тебя, как у хищника: острый и неприятный, — парировала София Михайловна, скинув плащ на крючок и оглядев прихожую. — А где, интересно, тот сервант, что я дарила вам на новоселье?
— Ушёл в лучший мир. Как твои тапки с помпонами, — буркнула Мария под нос. — Никита, покажи маме кухню, я там пирог испекла. Или поджарила. Или что с ним обычно делают, когда всё горит?
— Маша… — Никита бросил на неё умоляющий взгляд.
Кухня встретила троицу запахом подгоревших яблок, терпким запахом кофе и невыносимым напряжением, как перед грозой. София Михайловна аккуратно присела на стул — как королева на трон.
— Я вот думаю, может, Аня у вас немного поживёт? — почти буднично выдала она, как будто речь шла о персиковом варенье, а не о переселении населения. — После развода у неё совсем тяжело. А вы тут вдвоём в трёшке…
Мария медленно подняла голову. — Мы в ней не вдвоём. У нас есть ты. Постоянно.
— Ну я же не живу у вас! — возмутилась София Михайловна.
— Ты у нас как тень. Не живёшь — но всё время рядом. И холодно становится, когда проходишь.
Никита вздохнул: — Давайте спокойно. Мама просто предложила…
— Она не предложила. Она сообщила. Как мэр района.
