— Ну, Настюх, ты серьёзно? — сказал он, подходя с ящиком инструментов. — Замки менять из-за мамы мужа? Ты точно не в мексиканском сериале снимаешься?
— Снималась. Но меня вырезали. — Она усмехнулась. — Давай, Игорь. Время не резиновое, и терпение тоже.
Он кивнул и ушёл вглубь квартиры.
Пока он возился у двери, Анастасия собрала все оставшиеся вещи Галины Петровны — халат, таблетки, какую-то старую чашку с надписью «Моя любимая тёща» (подарок бывшего зятя, наверняка с сарказмом) и сложила в большой пакет из «Ашана». У двери положила рядом с чемоданом. Сверху — записку:
«Ваши вещи. Ваша жизнь. Ваша ответственность. Здесь вас больше нет.»
Игорь закончил работу через полчаса. Щёлкнул новым ключом, протестировал замок, как будто это сейф от миллиона долларов.
— Всё. Теперь у тебя форт Боярд. Только старушка с отмычкой сюда уже не пройдёт.
— А Женя, если честно, сам виноват. Тряпка твой Женя.
— Он не всегда был таким, — прошептала она.
— Ага. Но всегда был мамин.
Через два часа всё случилось, как по сценарию.
Раздался звонок в дверь. Спокойный, одинарный. Потом настойчивый. Потом истеричный.
Анастасия подошла. Не открывала. Просто слушала.
— Настя! Открывай! Это я! — кричал Женя за дверью.
— Женя, ты не ошибся адресом?
— Перестань! Открой! Мы поговорим!
— Женя, мы уже всё обсудили. В твоей жизни больше не я, а твоя мать.
— Ты не можешь так! Это ведь… Я думал, ты передумаешь. Я хотел, чтобы вы с ней нашли общий язык.
— Женя, твоя мать — это не язык. Это — хлыст. А я не лошадь. Больше — нет.
Потом в трубку домофона — голос постарше. Хриплый.
— Это я, Галина Петровна. Сын у меня весь трясётся. Откройте дверь, поговорим, как взрослые.
Анастасия глубоко вдохнула.
Она открыла. Но не пригласила внутрь.
Галина Петровна стояла у порога с таким лицом, будто за ней — не Женя, а дьявол-искуситель.
— Я вас слушаю, — спокойно сказала Настя.
— Вы реально выгнали моего сына? Из его дома?
— Моего дома. Вы до сих пор не поняли. У него — только зубная щётка. Даже чашка вон — ваша. Вы оба тут гости.
— Нет, Галина Петровна. Вы — не семья. Вы — диагноз. А с диагнозами живут либо в больнице, либо… отдельно.
Женя попробовал вставить:
— Настя, я… я запутался. Я хотел, чтобы всем было хорошо.
Она посмотрела на него с жалостью. Не злобой — усталой, взрослой жалостью.
— Женя, ты взрослый мужчина. С мамой за руку ходить — не норма. Я не собираюсь быть третьим лишним в вашей связке. Ты сделал выбор. Я его уважаю. Уважай теперь мой.
— Я не знал, что ты такая… — Галина с ненавистью.
— Да, вы не знали. Вы же не разговаривали со мной. Только осуждали, шептались, вмешивались. А я больше не молчу.
Она вынула из кармана пластиковый пакет с ключом.
— Вот. Ваш запасной. Можете выкинуть.
— Настя, — тихо сказал Женя, — ты серьёзно?
— Впервые за долгое время.
Громко. Без истерики. Как ставят точку в письме.
Через неделю она подала на развод.
На почту пришло письмо от Жени: «Я не хотел, чтобы так. Я до сих пор люблю тебя.»
Потому что если человек не может защитить тебя от собственной матери — пусть их любовь утешит их двоих.
А она пошла в ванну. Зажгла свечу. Включила музыку. И в тишине подумала:
«Господи, неужели я опять одна. И почему от этого вдруг так легко дышать?»
