— Мама… мама в ярости. Сказала, если уйду — не возвращайся.
— Я подумал о том, что ты говорила. О поддержке. О защите. Ты права — я был трусом. Позволял маме унижать тебя.
Марина села на диван, жестом предложила сесть рядом.
— Боялся её расстроить. Она столько для меня сделала… Но я понял — нельзя всю жизнь быть благодарным ребёнком. Пора стать мужем.
— Уверен? Назад дороги не будет. Твоя мама не простит.
— Простит. Со временем. А если нет… — Андрей взял её за руку. — Значит, буду жить без прощения. Но с тобой.
Марина почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Хорошие слёзы.
— Ты точно готов? Здесь нет блинчиков с творогом по утрам.
— Научусь делать сам. Или ты научишь?
Они обнялись. Впервые за долгое время Марина почувствовала, что всё будет хорошо. Трудно, но хорошо.
Телефон Андрея зазвонил. Он глянул на экран:
— Завтра. Сегодня — только мы.
Прошёл месяц. Жизнь постепенно налаживалась. Андрей нашёл работу недалеко от дома, они вместе обустраивали быт, учились быть семьёй без постороннего контроля.
Лидия Петровна звонила каждый день первую неделю. Потом через день. Потом раз в неделю. Андрей отвечал коротко — жив, здоров, работаю.
— Она просила встретиться, — сказал он однажды за ужином.
— Встречайся. Она твоя мама.
— А я подожду. Пусть сначала привыкнет к мысли, что ты взрослый.
Встреча состоялась в кафе. Андрей вернулся задумчивый:
— Жалко. Но я сказал — Марина моя жена. Либо принимаешь, либо нет.
Лидия Петровна думала два месяца. А потом позвонила Марине:
Они встретились в том же кафе. Свекровь выглядела уставшей, постаревшей.
— Я была неправа, — сказала она без предисловий.
Марина молчала. Слишком много было сказано, чтобы простить сразу.
— Я боялась потерять сына. Он — всё, что у меня есть. Когда ты появилась… я испугалась.
— Я не собиралась его у вас отбирать.
— Знаю. Теперь знаю. Но тогда… Простите меня. За всё.
Марина смотрела на женщину напротив. Властную, жёсткую Лидию Петровну, которая впервые просила прощения.
— Я подумаю, — ответила она.
Дорога к примирению была долгой. Сначала редкие встречи втроём, потом семейные ужины, потом — робкие попытки свекрови наладить отношения.
— Я научилась печь блинчики, — сказала как-то Марина. — Андрей говорит, почти как ваши.
Лидия Петровна улыбнулась:
— Могу дать пару советов. Если хотите.
Через год они купили квартиру. Небольшую двушку в новом районе. Свою — оформленную на обоих.
— Новоселье справим? — спросил Андрей.
— Конечно. И маму пригласим.
Лидия Петровна пришла с подарком — сервизом, тем самым, который когда-то называла «своим».
— Это вам. На счастье.
Марина приняла коробку, кивнула:
Вечером, когда гости разошлись, они с Андреем стояли на балконе, смотрели на ночной город.
— Жалеешь? — спросил он. — Что ушла тогда?
— Нет. Это был единственный способ всё изменить.
— Мама тоже изменилась.
— Все мы изменились. Стали сильнее.
— И я тебя. Но если опять начнёшь молчать, когда нужна поддержка — снова уйду.
— Не начну. Научился.
Они стояли, смотрели на огни города. Их город. Их дом. Их жизнь — без токсичных отношений, без унижений, без необходимости терпеть.
Телефон Марины зазвонил. Катя:
— Ну что, как новоселье?
— Отлично! Приезжай в гости, посмотришь.
— А свекровь? Не достаёт?
— Всё наладилось. Оказывается, даже самые сложные отношения можно исправить. Главное — не бояться меняться. И менять.
За спиной Андрей что-то говорил по телефону. Судя по голосу — матери. Спокойно, уверенно, по-взрослому.
Марина ещё раз окинула взглядом ночной город и пошла в дом. В свой дом. Где её уважают, ценят и любят. Где она — не охотница за квартирой, а любимая жена.
А большего и не нужно.
