— Хватит! — Её голос дрожал. — Я не хочу этого слышать!
— Придётся, — твёрдо сказал Павел. — Потому что эти долги — теперь наши долги. И нам с ними разбираться.
Он достал из кармана пиджака конверт и положил на столик.
— Здесь выписки по всем кредитам и копии договоров. Я уже договорился с банками о реструктуризации. Но есть условие.
Жанна Витальевна напряглась:
— Вы больше не получите от нас ни копейки. Никаких карт, никаких переводов, никакой помощи. Я закрою кредиты, но это — последнее, что я делаю.
— Ты не можешь так поступить! — вскинулась Жанна Витальевна. — Я мать твоей жены! Алина, скажи ему!
Но Алина молчала, глядя в окно. За стеклом падал мокрый февральский снег, превращая город в размытое серое пятно.
— Могу, — спокойно ответил Павел. — И делаю это не только ради себя, но и ради Алины. Потому что так больше продолжаться не может.
Он встал и направился к двери.
— Обсудите это между собой. А мне пора на работу.
После его ухода в гостиной повисла тяжёлая тишина. Жанна Витальевна первой нарушила молчание:
— Доченька, ты же не позволишь ему так обращаться со мной? Я всё делала ради тебя!
Алина медленно повернулась к матери. В её глазах стояли слёзы.
— Правда? А мне кажется, ты делала это ради себя. Как всегда.
Она тоже встала и вышла из комнаты, оставив мать в одиночестве.
Свекровь жила в старой части города, в небольшой, но уютной квартире, где всегда пахло свежей выпечкой и травяным чаем. Алина никогда не была особенно близка с Ольгой Ивановной — та казалась ей слишком простой, приземлённой. Но сегодня, после разговора с матерью, она почему-то вспомнила о ней.
— Проходи, милая, — Ольга Ивановна открыла дверь, даже не спросив, кто пришёл. — Я как раз пирог с яблоками достала.
В маленькой кухне было тепло и спокойно. Алина смотрела, как свекровь нарезает пирог, расставляет чашки, и чувствовала, как внутреннее напряжение понемногу отпускает.
— Я не знаю, что делать, — наконец произнесла она, глядя в чашку с чаем. — Мама… она всегда была такой. Красивой, яркой, умеющей жить на широкую ногу. Я привыкла гордиться ею. А теперь…
Ольга Ивановна молча слушала, не перебивая.
— Знаете, когда я была маленькой, — продолжила Алина, — мама всегда говорила: «Главное — уметь себя подать. Если ты выглядишь на миллион, с тобой и обращаться будут соответственно». И я верила. Даже когда отец ушёл, она не изменила своим привычкам. Всегда безупречно одета, всегда в дорогих ресторанах…
— А на что жила? — мягко спросила свекровь.
Алина замолчала. Этот простой вопрос никогда не приходил ей в голову.
— Не знаю, — наконец призналась она. — Наверное, были какие-то сбережения… Или помощь от подруг… Я не спрашивала.
— А теперь ты знаешь ответ, — Ольга Ивановна налила ещё чаю. — И что думаешь делать?
— Я не знаю! — Алина всплеснула руками. — С одной стороны, это же моя мать. Я не могу просто… отвернуться от неё. Но Павел прав — так продолжаться не может. Эти кредиты… Я даже не знала о них! А если бы что-то случилось с его бизнесом? Мы бы остались с огромными долгами.
Ольга Ивановна помолчала, глядя в окно.
