— Ты хочешь уйти? — в глазах Валентины Сергеевны заискрилась не тревога. Злорадство. — Думаешь, сможешь одна?
— Думаю — да. Знаю — да, — Катя смотрела ей в глаза. — У меня есть деньги. Я нашла вариант квартиры. Небольшой. Однушка на окраине. Старая, но моя. Без ваших советов и поучений.
Свекровь поднялась. Склонилась к Кате, прошипела почти ласково:
— Думаешь, ты первая такая умная? С моим сыном — не получится вот так, знаешь. Он тебя кормил, одевал, содержал. Всё, что у тебя есть — от него.
Катя расхохоталась. Не могла сдержаться.
— Он? Ты серьёзно? Он последние полгода не приносит домой даже булку. А уж кто кому шнурки завязывал, — можно поспорить. Я — зарабатываю. Я — тяну. И я устала. Я не лошадь.
— Ушла бы сразу! — повысила голос Валентина Сергеевна. — Сидишь, разлагаешь моего сына, портишь ему жизнь, ссоришь нас!
— Он взрослый мужик, если что, — спокойно ответила Катя. — Не маленький. И не слепой. Она вдруг ощутила, как горло сжимается, но не от обиды — от жалости. К себе, к нему. К этому странному браку, который закончился, не начавшись.
— Он тебя любит, — вдруг сказала Валентина Сергеевна. Голос изменился. Почти тихий. — Он просто не умеет по-другому. Ты его жена. Ему будет тяжело.
Катя посмотрела на неё долго. Словно что-то вспоминала.
— А ты — его мать. Может, ты научишь его, что женщины не обязаны молчать, когда их топчут?
И ушла на кухню. Закрыла дверь. Оперлась спиной о стену и почувствовала, как что-то внутри сорвалось. Маленькая гайка. Щёлк.
Телефон завибрировал. Алексей.
«Я поговорил с мамой. Она была не права. Но давай не рубить с плеча. Я всё исправлю».
Катя посмотрела на сообщение. Потом на окно. Потом снова на сообщение.
«Поздно. Я нашла квартиру. Договор подписываю в понедельник. Тебе оставляю всё. Себя — забираю». Понедельник выдался пасмурным, липким. Асфальт ещё не остыл от ночного дождя, и город, как будто тоже переживал развод Екатерины и Алексея.
Катя шла по коридору нотариальной конторы, где пахло кофе из автомата, чужими нервами и печатью времени. В руках у неё были документы: договор купли-продажи, выписка из завещания, бумага о разводе — свеженькая, с мокрой печатью. Трясущимися пальцами она убрала волосы за ухо. Странное дело: когда теряешь всё, внутри будто что-то освобождается. Воздуха — больше. Только боль всё ещё дышит где-то в районе солнечного сплетения.
— Подпишите здесь… и вот здесь, — нотариус была сухая, как лист в гербарии. Безэмоциональная. Как будто Катя покупала килограмм картошки, а не меняла жизнь.
Я всё подписала. Я свободна. Эти слова крутились у неё в голове, пока она ехала на такси в свою новую квартиру — ту самую однушку на окраине, с обшарпанным подъездом и окнами в овраг. Но теперь — это её. Её стены. Её воздух. Её выбор.
Такси остановилось. Водитель, не оборачиваясь, буркнул:
Катя достала кошелёк, расплатилась, и только собралась открыть дверь, как услышала сзади знакомый голос.
— Ну вот, значит, ты всё-таки ушла.
Алексей. Стоит, как мокрая собака. Не побрит, с глазами, в которых — то ли злость, то ли страх. Увидел чемодан — криво усмехнулся.
— Даже не попрощалась.
— А ты заслужил прощание? — спокойно спросила Катя, выходя. — Или ты ждал, что я припаду к ногам и скажу: «спасибо, что терпел меня столько лет»?