— Через какой суд?! — Елизавета буквально вскочила. — У меня документы! Свидетельство о наследстве, регистрация, выписка из ЕГРН! Я один собственник. Всё!
— Ага, но мы с Андреем — супруги. Пока ещё. А значит, ключ — законен, — Людмила Сергеевна усмехнулась. — А тебе никто не мешал дверь сменить.
— Вон! — Елизавета схватила с вешалки плащ и бросила в них. — Вон из моего дома!
— Ой, не ори! — заорал Виктор. — Мы тебе ничего не ломаем! Мы просто зашли, между прочим! Нам что, в подъезде стоять?!
Всё произошло за минуту. В ней сработало что-то животное, как на пожаре. Она подлетела к Маше, схватила сумку — выволокла за порог. Потом толкнула Виктора, и он врезался плечом в косяк. Даже не успел выругаться. А потом — Людмилу Сергеевну. Не била. Просто вытолкнула, сильно, с размахом, в плечо. Та вскрикнула: «Ты чё творишь, стерва?!», но уже стояла за дверью.
Дверь захлопнулась с грохотом. Из глаз лились слёзы, тело трясло. Она села прямо на пол, среди обуви. Сердце стучало в ушах. Никогда она так не кричала. Никогда не толкала людей. Но они ведь вторглись. Вломились. И всё будто по закону. «Ключ дал, муж же…» Как в дурдоме.
Через два дня пришло письмо. Заказное. С уведомлением.
Исковое заявление о разделе совместно нажитого имущества.
В глаза сразу бросились слова: «квартира, нажитая в браке», «доли», «в интересах семьи», «с учётом беременности близкого родственника».
Она села. Письмо упало на пол. Рядом лежала чашка с кофе. Он был холодный. Как всё теперь.
Позвонила подруга — Галя.
— Лиз, слышала. Они что, совсем озверели?
— Ага. Делить хотят. То есть… Я, оказывается, нажила квартиру с Андреем. За которую он не платил ни копейки, даже за свет. Ни копейки, Галь!
— Слушай. Надо к юристу. Прямо сейчас.
Юрист был вежливый, молодой. Сидел в офисе, пахло пылью и принтером. Просмотрел бумаги, иск, свидетельство о праве на наследство.
— Не переживайте. У них нет шансов. Это наследство. Не является совместно нажитым, даже если вы в браке. Только если бы вы продавали, покупали — тогда другое. А тут… Очередная попытка надавить. Подайте встречный — на признание иного имущества за вами. И срочно меняйте замки. Прямо сегодня.
— Спасибо. — Голос у неё сорвался. — А если… они ещё придут?
— Вызывайте полицию. Угроза вторжения. У вас все документы.
Она вернулась домой. Заказала нового слесаря. Замки поставили хорошие, с перекодировкой. Вечером написала Андрею: «Замки поменяла. Уведомляю. Твои родственники сюда больше не войдут. Без суда.»
Ответ был сухой: «Понятно. Раз ты выбрала путь войны — будет война.»
И всё. Внутри сжалось.
Ночью снился кошмар: Людмила Сергеевна с топором ходит по её квартире и сносит стены. Смеётся. А Маша рядом, с животом наперевес, говорит: «Ты же сама нас сюда пустила… Сама…»
Утром она села, включила ноутбук. Написала заявление на выписку Андрея через суд. Там было много страниц, но суть одна:
«Он здесь не живёт. И жить не будет.»
С того дня она начала подбирать себе адвоката. Не просто юриста, а боевого. Такого, чтоб знал, как отбиваться от таких «семеек».
Потому что это была не бытовуха. Это была оккупация.
И теперь — она была в обороне.
— Лиза, ну не молчи. Они опять звонили? — голос Гали в трубке звучал тревожно, как у медсестры, которая боится заглянуть под бинт.
— Звонили. Адвокат Виктора. Сказал, что если не «пойду навстречу молодой семье», они подадут заявление о временном вселении. Представляешь? ВРЕМЕННОМ. Пока «не решится судьба квартиры». Как будто я — не человек, а проходной двор.