— Комната лишняя — потому что я САМА её купила. Одна. Работала как лошадь. Без чьей-то мамки на шее. А теперь ты предлагаешь мне подарить это удобство человеку, который считает, что я тебя должна кормить, поить и носки стирать?
— Ну не будь такой эгоисткой, честное слово. Что тебе жалко, что ли?
— Жалко. Себя. И свои нервы. — Я обернулась к нему. — И ты, Дань, давно живёшь тут на птичьих правах. Не забывай. Ты даже не вписан в договор. А живёшь, как барин.
— Ага, барин… — усмехнулся он. — На тебе женился, думал, по-человечески будет. А ты… стервой оказалась.
— Не стерва, а собственница. На СВОЁ собственное.
Он ушёл, хлопнув дверью. Сильно. Так, будто хотел впечатлить. Не впечатлил.
Воскресенье. Я сидела на кухне, допивала чай. В дверь снова позвонили. На этот раз — с чемоданом.
— Я всё решила, — сказала Мария Савельевна, обмахиваясь квитанциями. — Там тараканы, здесь — порядок. У меня давление. И я не собираюсь слушать твоё «нет», деточка. Я — мать твоего мужа.
— И это теперь диагноз? — Я встала. — Убирайся. Я серьёзно.
— Серьёзно? — она издала смешок. — Ты ещё развод подай!
И вот тогда, глядя в её холодные глаза, я поняла: подам. Обязательно подам. Только сначала ты с сыном отсюда выйдешь. По-хорошему.
А если нет… Тогда я включу свою настоящую, южную Киру. С папиной фамилией, адвокатскими друзьями и железными нервами. Ты у меня ещё в коммуналку захочешь вернуться добровольно.
— Кира, — вбежал Даниил, увидев сцепку на пороге, — ну что ты опять! Мама просто временно. Мы все люди. Надо быть добрее.
— Да, — кивнула я. — Особенно к себе. А я давно себе не была доброй. Всё о вас думала…
Я развернулась и ушла в спальню. Заперла дверь. Плевать, что некрасиво. Плевать, что гости. Это не гости. Это паразиты.
И я их больше не буду кормить.
— Ты знаешь, что я сделала утром? — прошипела я в телефон, сжав трубку так, что пальцы побелели. — Я зашла в спальню и… положила туда электрошокер.
— Зачем?! — охнула Светка с того конца, причмокивая кофе.
— Ну а вдруг. Мало ли. У меня, между прочим, в доме теперь не просто муж без дохода, а ещё и свекровь, которая считает, что в моей квартире слишком много моего мнения.
— Ой, Кирюх… — вздохнула Светка. — Ты бы не смеялась, если б я тебе сказала, сколько у меня в аптечке лежит валерьянки. Твоя Мария Савельевна по сравнению с моей бывшей свекрухой — святой францисканец.
— Угу. Только этот святой францисканец сегодня утром открыла мой шкаф и вынесла фразу: «Вот у кого вещей — как у проститутки. Ты же взрослая женщина, зачем тебе такие кофточки?»
— Убивать. Без суда и следствия, — мрачно сказала Светка.
— Я пока ограничилась тем, что вытащила её халат из стиралки и не повесила сушиться. Пусть сохнет естественным путём. Как её совесть, если она, конечно, вообще когда-то была влажной.
— Ты издеваешься, но ты же всё равно ничего не делаешь. Только бубнишь. А сама живёшь с этим цветочным горшком. Давно пора его на свалку, а не на диван класть.
— Думаешь, я не знаю? Просто… страшно. Ну как это — остаться одной в сорок, пусть даже и с квартирой? Не то чтобы прямо очередь стояла…
— А жить с мамкой под боком и мужиком, который тебе хамит, — это не страшно?
— Это не страшно. Это отвратительно.
