«Я боюсь — не дома, не людей, а того, что не справлюсь» — призналась Марина, открывая свои тревоги Игорю среди незнакомого города

Я стояла у окна, наблюдая, как ветер разбрасывает по двору жёлтые листья, и думала о том, как много раз я проходила по этим плитам, знакомым до боли. Возле подъезда сиротливо притулилась старая лавка — облупленная, с подтеками краски, на которой мы с соседями обсуждали новости, а по вечерам кто-то обязательно выносил пакет семечек. В этот раз лавка была пуста, как и я. Коробки уже почти все унесли вниз, осталась одна — самая тяжёлая, с книгами и письмом для Валентины Петровны. Я не смогла зайти к ней лично, не нашла слов, чтобы прощаться. Письмо так и осталось в коробке, и теперь оно будто жгло ладонь, когда я поправляла крышку. Игорь молча подал мне куртку, его рука была прохладной, пальцы чуть дрожали. Мы оба не говорили, будто боялись разрушить хрупкую тишину этого утра. На улице слышался шорох листвы, прохладный ветер пробирался под воротник, а запах мокрого асфальта напоминал о сентябрьских дождях прошлого года. Люди сновали по тротуару — спешили, не оборачиваясь, и мне вдруг стало обидно, что никто не замечает, как я прощаюсь со своей жизнью здесь. Когда пришло время вызывать такси, оказалось, что все машины заняты. Я металась между коробками, проверяя телефон, раздражение нарастало с каждым гудком. Неожиданно начался дождь — не ливень, а упрямый, затяжной, от которого не спрячешься. Картон на коробках потемнел, пальцы скользили по мокрой поверхности, скрип коробки отдавался в плече. Игорь предложил оставить часть вещей, но я не могла — как будто выкидывала куски самой себя. Он пожал плечами, отступил в сторону, снова промолчал. Я чувствовала себя беспомощной, чужой среди своих коробок, пока мимо не прошёл мужчина в синей куртке и не спросил, не нужна ли помощь. Я кивнула, с трудом выдавив: «Если не сложно…» Вместе мы донесли самую тяжёлую коробку до подъезда, брызги от машины окатили мне брюки, но я впервые за этот день не разозлилась. Прощаясь, я благодарно кивнула незнакомцу. Когда он ушёл, я снова посмотрела на пустую лавку — теперь она казалась ещё дальше от меня. В новом городе всё было иначе: чужие фасады, незнакомые вывески, гул транспорта, который не затихал ни на минуту. Мы с Игорем долго искали нужный дом — навигатор плутал по дворам, номера домов прятались за мокрыми ветками. В какой-то момент мы обнаружили, что одна из коробок пропала. Я вспылила, Игорь в ответ повысил голос, и мы разошлись по разным углам улицы. Я осталась с остатками вещей, чувствуя себя выброшенной на обочину чужой жизни. В руке шаркали ключи, их шероховатость царапала ладонь. Я села на чемодан, достала письмо для Валентины Петровны, развернула его — почерк дрожал, строчки плыли. Я перечитала написанное, и вдруг поняла: хочу позвонить ей, услышать её голос. Телефон долго гудел, пока не раздался дрожащий голос: «Марина? Ты добралась?» Я объяснила, что письмо так и не смогла вручить, попросила прощения за молчание. Валентина Петровна рассмеялась — устало, но тепло: «Главное, чтобы у тебя всё получилось. Письмо передашь через кого-нибудь, не переживай». Когда я повесила трубку, почувствовала, как будто что-то отпустило внутри. К этому моменту Игорь вернулся. Он стоял у подъезда, смотрел на меня и не спешил заговорить. Я впервые за всё это время открыто сказала, что боюсь — не дома, не людей, а того, что не справлюсь, что всё, что было, останется только в памяти. Игорь слушал, не перебивал, только кивнул. Он предложил вместе зайти — «пойдем, Марина, мы справимся». Я сжала в руке ключи, почувствовала их звон, холодную перила у входа, и мы шагнули внутрь. Подъезд встретил нас сырым запахом, под ногами глухо отдавались усталые шаги. Мы поднялись на нужный этаж, я остановилась, чтобы отдышаться. Игорь взял меня за руку, мы вместе открыли дверь. В прихожей пахло краской, и даже тишина здесь была другой — не домашней, но и не враждебной. Я посмотрела в окно: во дворе стояла лавка, почти такая же, как у нашего прежнего подъезда, только свежеокрашенная, с чуть скрипящей доской. Я улыбнулась — не потому что всё стало легко, а потому что заметила: прошлое не исчезает, оно становится частью того, что впереди. Эта лавка казалась мне теперь мостом между тем, что я оставила, и тем, что только начинается. Я почувствовала, что стою не на краю, а на пороге новой жизни.

Источник