— Лара, ну что за ерунда? Мы тридцать лет прожили нормально!
— Нормально для тебя. А я устала быть банкоматом.
— Банкоматом? — он даже рассмеялся. — Да я всю жизнь о тебе заботился!
— Заботился или контролировал?
Анатолий остановился, нахмурился:
— В том, что заботиться — значит спрашивать, чего хочет человек. А контролировать — решать за него.
— Лара, я не понимаю, что с тобой стало. Раньше ты была нормальной женой.
— Раньше я была удобной женой. А теперь хочу быть просто собой.
Он смотрел на нее так, будто видел впервые. И, наверное, действительно видел. Не покорную Ларочку, которая кивает и выполняет, а женщину, которая умеет говорить «нет».
— И что дальше? — спросил он тихо.
— Дальше мы живем по-новому. Или не живем вовсе.
— Это реальность, Толя. Я не хочу ссориться, не хочу делить имущество или выяснять отношения. Но и жить как раньше тоже не буду.
Анатолий сел обратно за стол, долго молчал. Потом вдруг сказал:
— А я и не знал, что тебе так плохо со мной.
В его голосе не было злости — только растерянность и какая-то детская обида.
— Мне не плохо, — мягко сказала Лариса. — Мне тесно.
Квартира на первом этаже старого дома оказалась светлой и уютной. Два окна выходили во двор, где росла старая липа, и по утрам в комнату лился мягкий зеленоватый свет.
Лариса проснулась рано, как всегда, но в кровати не задержалась. Встала, сделала зарядку у открытого окна, заварила кофе в турке — давно хотела попробовать, но дома Анатолий признавал только растворимый.
За три месяца она обжилась. Повесила новые занавески — голубые, в мелкий цветочек. Купила швейную машинку и по вечерам шила себе блузки — оказалось, что после института руки все помнят. Поставила на подоконник фиалки и каждое утро разговаривала с ними, рассказывая планы на день.
Работа тоже наладилась. Главврач предложил повышение — заведующей всем отделением, с прибавкой к зарплате. Лариса согласилась не раздумывая. Раньше она бы сначала спросила у Анатолия, потом долго сомневалась. А теперь просто сказала «да» и почувствовала гордость за себя.
В субботу вечером в дверь позвонили. На пороге стоял Геннадий Иванович, хирург из соседнего отделения. В руках — букет астр и два билета в театр.
— Лариса Геннадьевна, не откажете составить компанию? — он улыбался немного смущенно. — Спектакль хороший, а одному как-то…
Она чуть не сказала «нет» автоматически — привычка спрашивать разрешения была еще сильна. Но потом посмотрела на астры, на добрые глаза Геннадия Ивановича и кивнула:
— Спасибо. С удовольствием.
В театре было хорошо. Старое здание, красные кресла, запах пыли и грима. Спектакль — классика, про любовь и верность. В антракте они пили чай в буфете и говорили о работе, о книгах, о том, как изменился город.
— А как вам живется одной? — спросил Геннадий Иванович. — Не скучно?
Лариса задумалась. Скучно? Нет, скорее наоборот. Каждый день приносил что-то новое — маленькое открытие, решение, которое она принимала сама.
— Знаете, — сказала она, — я думала, свобода — это страшно. Оказалось — это жизнь.
— Моя жена умерла пять лет назад. Сначала мне казалось, что я не смогу без нее. А потом понял — смогу. И это не предательство ее памяти, а просто продолжение жизни.
После театра они долго шли по вечернему городу. Говорили обо всем и ни о чем, смеялись над глупыми шутками, останавливались у витрин. Как давно Лариса не чувствовала себя просто женщиной, а не функцией в чьей-то жизни!
У подъезда Геннадий Иванович галантно поцеловал ей руку:
— Спасибо за вечер. Может, повторим как-нибудь?
— Обязательно, — сказала она и поняла, что говорит искренне.
Дома Лариса долго сидела у окна, попивая чай и глядя на звезды. Жизнь продолжалась. И она, наконец, была в ней главной героиней, а не статисткой в чужом спектакле.
Популярное среди читателей
