— А рыться в вещах удобно?
— Я не рылась! — снова завелась свекровь. — Просто посмотрела!
— На деньги и украшения.
— Да какие там деньги! Не видела я никаких денег!
— В шкатулке лежат. Которую вы держали.
— Ну и что? Нельзя посмотреть?
— Без спроса — нельзя.
Ольга Борисовна поднялась с дивана:
— Знаешь что, Лена? Ты совсем другая стала! Злая какая-то, подозрительная!
— Я стала взрослее. И научилась защищать свое.
— От кого защищать? От семьи?
— От всех, кто не уважает чужие границы.
— Опять эти границы! — свекровь всплеснула руками. — Что за мода такая!
Разговор опять пошел по кругу. Алена устала спорить:
— Ладно, Ольга Борисовна. Давайте забудем. Только больше, пожалуйста, не заходите в нашу спальню без надобности.
— То есть мне теперь разрешение спрашивать? В доме родного сына?
— Вот до чего дошло! — свекровь покачала головой. — Ладно, не буду я тебе мешать. Завтра уеду.
Наутро Ольга Борисовна собралась домой. Демонстративно хлопала дверцами, громко вздыхала.
— Передай Игнату, — сказала она, застегивая пальто, — что его мать теперь здесь не желанная гостья.
— Я такого не говорила.
— Ольга Борисовна, — Алена попыталась быть дипломатичной, — давайте не будем ссориться. Просто больше не трогайте мои вещи без спроса.
— И называть меня будете правильно? — вырвалось у Алены.
— Ох, опять ты за свое! Имя, имя… Не в имени счастье!
— Ладно, — свекровь поджала губы. — Постараюсь… Алена.
Слово далось ей с трудом, но хоть так.
— И ты меня прости, если что не так.
На том и разошлись. Но Алена чувствовала — это не конец истории.
Вечером позвонил Игнат:
— Привет, милая! Как дела? Мама как?
— Как уехала? Она же на выходные собиралась!
— Мы немного… повздорили.
Алена вздохнула и рассказала все как было. Игнат слушал молча, потом тяжело выдохнул:
— Может, ты не так поняла? Мама правда могла носки искать.
— Игнат, в ящике с документами и деньгами?
— Ну перепутала, с кем не бывает.
— Она держала в руках мою шкатулку с украшениями!
— Посмотрела из любопытства, наверное.
— Ну… не очень. Но она же ничего не взяла.
— Алена, это моя мать! Она не воровка!
— Я и не говорю, что воровка. Но залезать в чужие вещи — это неправильно.
— Она считает вас семьей…
— Семья — это не индульгенция на хамство.
— Мама звонила. Очень расстроена. Говорит, ты ее выгнала.
— Я никого не выгоняла! Она сама решила уехать!
— После твоих обвинений.
— Я не обвиняла. Просто попросила не трогать мои вещи.
— Алена, — голос мужа стал усталым, — мама пожилой человек. У нее свои привычки…
— Привычка рыться в чужих вещах?
— Не рыться, а… Ну, она всегда такая была. Любопытная.
— И что, мне теперь все ценное прятать?
— Не драматизируй. Мама обиделась, но это пройдет.
— Игнат, — Алена села на диван, — твоя мама не только в вещах рылась. Она семь лет называет меня Леной, хотя я сто раз просила так не делать.
— Ну это же мелочь! Какая разница — Лена или Алена?
— Для меня есть разница! Это неуважение!
— Ты преувеличиваешь…
— Нет, Игнат. Я устала это терпеть. Пусть твоя мама извинится и пообещает больше так не делать.
— Алена, ты же знаешь маму. Она не будет извиняться.
— Тогда я не хочу ее больше видеть.
— Что?! — в трубке повисла тишина. — Ты серьезно?
— Абсолютно. Я устала от неуважения.
— А я твоя жена! Или это не считается?
— Алена, не ставь меня перед выбором…
— Я не ставлю. Я прошу элементарного уважения. Если твоя мама не может назвать меня по имени и не лезть в мои вещи — пусть не приходит.
— Ты хочешь разрушить нашу семью?
— Нет, Игнат. Я хочу ее сохранить. Но на условиях взаимного уважения.
Разговор закончился тяжело. Игнат обещал поговорить с матерью, но Алена слышала в его голосе сомнение.
