— Ты что? Я же просто предложила. Не хочешь, не поедем. А почему, собственно? Своего ребенка повёз бы, верно?
Вот так, слово за слово, Роман не заметил, как выкрикнул, что вообще-то у него будет скоро свой ребенок. Сказал и осёкся, заметив злой огонь в прищуренных глазах жены.
Они впервые ругались так бурно, что забыли о детях, прислушивающихся к их ссоре в соседней комнате. Ксения собрала чемодан, постелила спать Роману на диване. Но он не стал дожидаться утра. Взял чемодан и ушёл, радуясь своей несдержанности.
— Вот и хорошо. Вот всё и разрешилось, — сказал сам себе, уходя.
— Назад не возвращайся! — крикнула ему вслед Ксения.
Ответом ей металлически щёлкнул замок. Утром дети, молча, жались друг к другу по дороге в сад и школу. Ксения крепко держала за руку Сашу, глядела перед собой сухими воспалёнными глазами после бессонной ночи.
Потекли странные безжизненные дни. Денег ни на что не хватало. Ксения подсчитывала остатки денег в кошельке, вздыхала и отказывалась от очередной покупки. Она замкнулась в себе, как в раковине. То плакала, сидя на краю ванны и включив воду. То мыла, драила, чистила всё, что попадало под руку, а то застывала, уставившись в одну точку. Роман подал на развод, чтобы успеть до рождения ребёнка зарегистрировать брак с его матерью.
Но время притупляло боль расставания, заботы о детях отвлекали от переживаний. Полина радовала отличными отметками в школе, Саша осенью пойдёт в первый класс. Бессонными ночами Ксения представляла, как Роман возвращается. Она и хотела этого и боялась. Знала, что простить предательство не сможет. Хотя со временем перестала осуждать его за уход. Другая подарила ему счастье, которого не смогла она, Ксения. Она тоже очень хотела своего собственного ребёнка. Хотела ждать его, гладить увеличивающийся живот, подбирать имя… Ничего этого не будет. Она копалась в себе, искала причины для такого несправедливого наказания.
Однажды, тёплым майским вечером, она шла пешком с работы. Город преобразился от молодой зелени, стал нарядным и праздничным. Даже выбоины на дорогах не казались такими уж уродливыми. Она медленно шла через парк. Мимо шли молодые и в возрасте парочки, что-то обсуждали, смеялись. Ксения остро почувствовала своё одиночество.
За повседневными заботами она забыла, что ей всего двадцать девять, что она, в общем-то, ещё молодая и привлекательная. Фигура не испорчена родами, и со спины ей можно было дать всего восемнадцать. Ей стало грустно. «Дойду до той лавочки и поверну назад», — решила она.
На лавочке сидел мужчина и катал коляску. Не плавно, а толчками, отрывисто, нервно. Ребёнок молчал, склонов голову набок, наверное, спал. Мужчина глядел в одну точку перед собой, словно раздумывал над принятием сложного решения. Ксения собиралась подойти и отругать его, что так укачивать ребёнка нельзя, да и зачем, он же спит. Но подойдя ближе, она остановилась и замерла. На скамейке сидел помятый, уставший Роман, с воспалёнными от бессонницы глазами. Задумавшись, он не замечал её.
— Рома, – позвала Ксения.
Он повернул голову, посмотрел на неё невидящим взглядом, потом узнал и суетливо вскочил, оставив, наконец, коляску в покое.
