Лиза сидела в кафе напротив пекарни, нервно теребя салфетку. За окном моросил дождь, превращая вечерний Петербург в размытую акварель. Она пришла на десять минут раньше, чтобы собраться с мыслями, но мысли разбегались, как капли по стеклу. Гена. Его голос, его глаза, его слова вчера под дождём – всё это всколыхнуло в ней то, что она так старательно прятала два года.
Официантка поставила перед ней чашку с латте, и Лиза машинально обхватила её ладонями, словно тепло могло успокоить. Она не знала, чего ждёт от этой встречи. Извинений? Объяснений? Или просто шанса наконец-то закрыть эту главу своей жизни?
Дверь кафе звякнула, и вошёл Гена. Он стряхнул капли дождя с куртки, оглядел зал и, заметив Лизу, улыбнулся – той самой улыбкой, от которой у неё когда-то замирало сердце.
– Привет, – сказал он, садясь напротив. – Спасибо, что согласилась.
– Привет, – Лиза кивнула, стараясь держать голос ровным. – Говори, зачем позвал.
Гена замялся, глядя на свои руки, сложенные на столе. Его пальцы нервно теребили ремешок часов – старая привычка, которую Лиза помнила слишком хорошо.
– Я… я хотел извиниться, – наконец сказал он. – За всё. За то, что послушал маму. За то, что не боролся за нас. За то, что ушёл.
Лиза почувствовала, как внутри что-то сжимается. Она ждала этих слов два года, но теперь, когда они прозвучали, ей было не легче.
– Почему сейчас? – спросила она, глядя ему в глаза. – Прошло два года, Гена. Почему именно сейчас?
Он вздохнул, отводя взгляд к окну.
– Потому что я был дураком, – тихо сказал он. – Я думал, что мама права, что ты… что мы не подходим друг другу. Но потом… потом я понял, что без тебя всё не то. Работа, дом, жизнь – всё стало пустым.
Лиза молчала, чувствуя, как в горле встаёт ком. Ей хотелось крикнуть, что он опоздал, что она уже не та, что была. Но вместо этого она спросила:
– А что изменилось? Твоя мама всё ещё думает, что я тебе не пара.
Гена посмотрел на неё, и в его глазах была такая боль, что Лиза невольно смягчилась.
– Мама ошибалась, – сказал он. – И я ошибался, что слушал её. Я говорил с ней вчера после того, как ты ушла. Она рассказала мне про мошенников. Про деньги. Про то, как ты ей помогаешь.
– Она рассказала? – переспросила она.
– Да, – кивнул Гена. – Не всё, но… достаточно. И знаешь, я был в шоке. Не из-за денег, а из-за того, что ты, после всего, что она сделала, всё равно ей помогаешь.
– Я не для неё, – холодно сказала Лиза. – Для себя. Чтобы не чувствовать себя виноватой.
Гена кивнул, словно ожидал этого ответа.
– Я знаю, – тихо сказал он. – Но всё равно… спасибо.
На следующий день Лиза снова была в офисе Игоря. Светлана Ивановна сидела рядом, всё так же теребя платок, но на этот раз в её глазах было меньше страха и больше решимости. Игорь разложил перед ними документы – заявление в банк, жалобу в полицию, копии договоров.
– Если всё подписать сегодня, – сказал он, – банк может рассмотреть реструктуризацию в течение недели. Но, Светлана Ивановна, вам нужно быть готовой к разговору с полицией. Они будут задавать вопросы. Много вопросов.
Свекровь кивнула, но её пальцы крепче сжали платок.
– Я понимаю, – тихо сказала она. – Я готова.
Лиза посмотрела на неё с удивлением. Это была не та Светлана Ивановна, которую она знала – властная, непреклонная, всегда уверенная в своей правоте. Перед ней сидела женщина, которая, кажется, впервые в жизни признала свою ошибку.
– Хорошо, – Игорь собрал бумаги. – Я отправлю всё сегодня. Позвоню, как только будут новости.
Когда они вышли из офиса, Светлана Ивановна остановилась и посмотрела на Лизу.
– Я рассказала Гене, – сказала она, не поднимая глаз. – Всё. Как ты и просила.
Лиза замерла. Она ожидала, что свекровь будет тянуть до последнего, но не этого.
– И что он сказал? – осторожно спросила она.
– Он… расстроился, – Светлана Ивановна вздохнула. – Но не кричал. Не ругался. Просто обнял меня и сказал, что мы справимся. Вместе.
Лиза почувствовала, как в груди разливается тепло. Гена всегда был таким – готовым поддержать, даже когда весь мир рушился.
– Это хорошо, – тихо сказала она. – Он должен был знать.
Свекровь посмотрела на неё, и в её глазах мелькнуло что-то новое – не враждебность, не осуждение, а что-то похожее на уважение.
– Лиза, – вдруг сказала она, – я была не права. Не только в этом. В том, что было… между нами. Я думала, что знаю, что лучше для Гены. Но я ошибалась. Ты… ты была ему хорошей женой.
Лиза почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Она ждала этих слов, но не думала, что они будут так много значить.
– Спасибо, – тихо сказала она. – Но это уже в прошлом.
Светлана Ивановна кивнула, словно соглашаясь.
– Может, и так, – сказала она. – Но я хочу, чтобы ты знала: я сожалею.
Лиза не ответила. Просто кивнула и пошла к метро, чувствуя, как внутри что-то отпускает. Впервые за два года она не чувствовала себя виноватой.
Через неделю Игорь позвонил с хорошими новостями. Банк согласился заморозить проценты по кредиту Светланы Ивановны и предложил реструктуризацию долга. Полиция приняла заявление, хотя шансов найти мошенников было мало. Светлана Ивановна, к удивлению Лизы, держалась стойко – отвечала на вопросы следователя, подписывала бумаги, даже не пытаясь спорить или оправдываться.
– Она молодец, – сказал Игорь, когда Лиза зашла к нему в офис за последними документами. – Не каждая бы справилась.
– Да, – согласилась Лиза, глядя на папку с бумагами. – Она сильнее, чем кажется.
– А ты? – Игорь посмотрел на неё с улыбкой. – Ты вообще герой. Зачем тебе это всё было нужно?
– Не знаю, – честно ответила она. – Наверное, чтобы доказать себе, что я могу.
Игорь кивнул, словно понял больше, чем она сказала.
– Ну, если что, ты знаешь, где меня найти, – сказал он, протягивая ей визитку. – И не только по юридическим вопросам.
Лиза улыбнулась, но промолчала. Ей не нужны были новые знакомства. Пока не нужны.
Вечером Лиза сидела в своей квартире, глядя на телефон. Она знала, что должна позвонить Гене – рассказать о решении банка, о том, что его мать теперь в безопасности. Но каждый раз, когда она брала телефон, пальцы замирали.
Наконец она набрала его номер.
– Лиза? – его голос был таким тёплым, что она невольно улыбнулась.
– Привет, – сказала она. – Хорошие новости. Банк заморозил проценты по маминому кредиту. Она справится.
– Серьёзно? – в его голосе послышалось облегчение. – Лиза, это… я даже не знаю, как тебя благодарить.
– Не надо, – отрезала она, но мягче, чем хотела. – Я сделала это не ради тебя.
– Знаю, – тихо сказал он. – Но всё равно… спасибо.
Они помолчали, и в этой тишине было что-то уютное, почти как раньше.
– Лиза, – вдруг сказал Гена, – я серьёзно насчёт того, чтобы поговорить. Не о маме. О нас.
Она закрыла глаза, чувствуя, как сердце снова сжимается.
– Гена, я не знаю, – честно призналась она. – Мне нужно время.
– Я подожду, – сказал он. – Сколько нужно.
– Хорошо, – тихо ответила она. – Я позвоню.
Она сбросила звонок и долго сидела, глядя в тёмное окно. Дождь прекратился, и в стекле отражались огни города. Лиза вдруг почувствовала, что впервые за долгое время ей легко дышать. Она помогла Светлане Ивановне, не ради неё, не ради Гены, а ради себя. И это было её победой.
Прошёл месяц. Светлана Ивановна начала выплачивать долг по новому графику, и, к удивлению Лизы, даже позвонила, чтобы поблагодарить. Их разговоры были короткими, но без прежней враждебности. Они не стали подругами, но между ними появилось что-то новое – взаимное уважение, хрупкое, но настоящее.
Гена звонил ещё несколько раз, но Лиза пока держала дистанцию. Она не была готова к новым разговорам о прошлом, но и не закрывала дверь окончательно. Ей нужно было время, чтобы понять, чего она хочет. Не для Гены, не для его матери, а для себя.
В пекарне всё шло своим чередом. Катя, узнав о развязке, только покачала головой.
– Ты святая, Лиза, – сказала она, раскатывая тесто. – Я бы на твоём месте просто плюнула и забыла.
– Может, я и не святая, – улыбнулась Лиза. – Но я теперь знаю, что могу больше, чем думала.
Катя посмотрела на неё с уважением.
– А Гена? – спросила она. – Что с ним?
– Не знаю. Может, когда-нибудь мы поговорим. А может, и нет. Но я точно знаю, что не хочу жить в прошлом.
Она взяла поднос с булочками и вышла к прилавку, где уже ждали первые покупатели. За окном снова шёл дождь, но он больше не казался ей таким холодным. Впервые за долгое время Лиза чувствовала, что её жизнь – её собственная. И это было лучшее, что могло с ней случиться.
