Свекровь кивнула, глядя на воду.
– Я тоже когда-то мечтала о таком месте, – тихо сказала она. – И, наверное, поэтому так за него уцепилась. Прости, Ксюша.
Ксения почувствовала, как внутри что-то отпускает. Она не ожидала, что разговор зайдёт так далеко. Но в этот момент она поняла, что, возможно, они с Людмилой Ивановной не так уж далеки друг от друга.
После того утра что-то изменилось. Людмила Ивановна перестала переставлять мебель и критиковать грядки. Она всё ещё давала советы – не могла без этого – но теперь они звучали мягче, с вопросительной интонацией.
– Ксюш, может, розы подрезать? – спрашивала она, держа секатор. – Я в деревне так делала, лучше цвели.
– Давайте попробуем, – отвечала Ксения, и они вместе возились в саду, пока солнце не начинало припекать.
Илья, видя это, только улыбался.
– Я же говорил, вы поладите, – шепнул он как-то вечером, когда они с Ксенией сидели на террасе, а Людмила Ивановна готовила ужин – впервые спросив, что они хотят.
– Не торопись, – ответила Ксения, но в её голосе была улыбка. – Это ещё не дружба. Но… уже что-то.
Однако напряжение не исчезло совсем. Ксения всё ещё чувствовала, что её границы под угрозой. Людмила Ивановна, хоть и смягчилась, оставалась собой – энергичной, привыкшей всё контролировать. И когда она предложила устроить на даче семейный праздник с кучей родственников, Ксения снова почувствовала, как внутри всё сжимается.
– Праздник? – переспросила она, стоя на кухне с миской салата. – С кем?
– Да с семьёй! – Людмила Ивановна оживилась. – Мои сестры, их дети, племянники. У вас же тут места хватит! Разожжём костёр, шашлыки пожарим. Будет как в старые добрые времена!
Ксения посмотрела на Илью, который чистил картошку, старательно избегая её взгляда.
– Людмила Ивановна, – начала она осторожно, – мы не против гостей. Но дача – это наше место. Мы хотели бы сами решать, когда и кого приглашать.
Свекровь нахмурилась, но, к удивлению Ксении, не стала спорить.
– Ладно, – сказала она после паузы. – Но подумайте. Семья – это важно.
Ксения кивнула, но в душе знала: она не готова к толпе родственников. Пока не готова.
К концу второй недели пребывания свекрови Ксения начала замечать, что дача стала другой. Не хуже, не лучше – просто другой. Людмила Ивановна научила её готовить варенье из лесной малины, которую они собирали вместе у озера. Она рассказала истории о своей молодости – о том, как бегала босиком по деревенским тропинкам, как влюбилась в отца Ильи, как мечтала о доме у воды. Эти разговоры, сначала такие непривычные, начали связывать их тонкими нитями понимания.
Но всё изменилось в одно утро, когда Ксения нашла на террасе старый альбом с фотографиями. Людмила Ивановна, видимо, привезла его из города. Там были снимки её молодости: она, молодая и смеющаяся, у реки с удочкой; она с маленьким Ильёй на руках, на фоне покосившегося домика; она с мужем, которого Ксения никогда не видела – он умер, когда Илье было десять.
Ксения листала альбом, чувствуя, как в горле встаёт ком. Она вдруг поняла, что свекровь не просто хотела «захватить» их дачу. Она искала что-то своё – потерянное, забытое. Место, где можно снова почувствовать себя молодой, нужной, живой.
– Ксюша, ты чего там застряла? – Людмила Ивановна вышла на террасу с кружкой чая.
– Смотрю ваши фото, – Ксения подняла альбом. – Вы были такой… счастливой.
Свекровь замялась, потом села рядом.
– Была, – тихо сказала она. – И хочу опять быть. Поэтому и напросилась сюда. Думала, найду тут то, что потеряла.
Ксения посмотрела на неё, и в этот момент что-то щёлкнуло. Она вдруг увидела не свекровь, которая лезет в её жизнь, а женщину, которая боится одиночества. Которая цепляется за воспоминания, потому что боится, что новых не будет.
– Людмила Ивановна, – Ксения запнулась, подбирая слова. – Вы можете приезжать сюда. Когда захотите. Но давайте договоримся – никаких перестановок без спроса. И никаких толп родственников. Пока мы не будем готовы.
Свекровь посмотрела на неё, и в её глазах мелькнула улыбка.
– Договорились, – сказала она. – Но ты тоже обещай – научишь меня своему этому… как его… смузи делать. А то Илья всё хвалит, а я даже не пробовала.
Ксения рассмеялась, впервые за всё время чувствуя, что между ними нет стены.
Кульминацией стало утро, когда Илья объявил, что хочет устроить небольшой семейный ужин – только они трое. Ксения удивилась, но согласилась. Они с Людмилой Ивановной весь день готовили вместе: свекровь пекла свой фирменный пирог с яблоками, а Ксения делала салат и мариновала мясо для гриля. Впервые они работали как команда, без напряжения, без подтекста.
За ужином, на террасе, под звёздами, Илья поднял бокал с вином.
– За наш дом, – сказал он, глядя на Ксению и мать. – И за то, чтобы он был местом, где всем хорошо.
Ксения улыбнулась, чувствуя, как последние капли раздражения растворяются. Людмила Ивановна кашлянула, словно смутившись.
– И за вас, – добавила она, глядя на Ксению. – За то, что пустили старую ворчунью в свой рай.
– Вы не ворчунья, – Ксения улыбнулась. – Ну, почти.
Все рассмеялись, и в этот момент Ксения поняла, что они, кажется, нашли баланс. Не идеальный, но свой.
Людмила Ивановна уехала через пару дней, пообещав вернуться через месяц. Ксения и Илья стояли на террасе, провожая её машину взглядом.
– Ну что, – Илья обнял Ксению, – мы справились?
– Кажется, да, – она прижалась к нему. – Но знаешь, я теперь понимаю твою маму. Она не просто хотела дачу. Ей нужно было… место, где она нужна.
Илья кивнул, глядя на озеро.
– А тебе? – спросил он. – Что нужно тебе?
Ксения задумалась, глядя на воду, где отражались звёзды.
– Мне нужно, чтобы это место осталось нашим, – сказала она. – Но… я не против делиться. Иногда. С теми, кто нам важен.
Илья улыбнулся, целуя её в висок.
– Договорились. Но никаких толп родственников без твоего согласия.
– И никаких перестановок, – добавила Ксения, смеясь.
Вечером, когда они сидели у костра, Ксения вдруг подумала, что их дача стала богаче. Не мебелью, не грядками, а чем-то большим – пониманием, что дом – это не только стены, но и люди, которые в нём. И, может быть, именно это делает его настоящим.
