«Она ж дура, думает, что ты её любишь» — шипнула свекровь у мусорки, подстрекая Гришу оформить бизнес на себя

Предательство было подлом, но я нашла свободу.
Истории

— Попробуй! — прошипел он.

Мы стояли друг против друга, как два бойца на ринге. Я впервые в жизни почувствовала, что могу выкинуть его из своей квартиры и не моргнуть глазом.

Ночь прошла в тишине. Он ушёл спать на диван, я закрыла дверь спальни изнутри. Утром, пока он ещё спал, я аккуратно собрала все его вещи — аккуратно, но быстро. Чемодан, спортивная сумка, пакеты. Вынесла в коридор.

Когда он проснулся и увидел это, глаза его округлились.

— Освобождаю территорию, — спокойно сказала я. — Квартира моя. На выход.

— Тогда я вызову участкового, — я достала телефон.

Он смотрел на меня, как на чужую. Потом схватил сумку и со злостью вышвырнул её в подъезд.

— Ты ещё пожалеешь, Инна! — крикнул он из-за двери.

— Это ты пожалеешь, Гриша, — ответила я и закрыла замок.

Вечером позвонила Валентина Петровна.

— Ты что творишь, ведьма? Моего сына выгнала?

— Ваш сын взрослый, пусть сам за себя отвечает, — спокойно ответила я.

— Я тебя уничтожу, поняла?!

— Попробуйте, — сказала я и повесила трубку.

Я сидела на кухне с бокалом вина и впервые за долгое время почувствовала: у меня есть сила. Я могу выгнать из своей жизни тех, кто считает меня дойной коровой.

После того как Гриша с чемоданом вылетел из моей квартиры, я знала: затишья не будет. И правда, уже через три дня я получила повестку — супруг подал на раздел совместно нажитого имущества. Улыбнуло: совместного-то почти не было. Но явно рука его мамочки приложилась.

Я пришла в суд в строгом костюме, с папкой документов. Гриша явился с Валентиной Петровной, будто она его адвокат. Он сидел бледный, но гордый, а она сияла — как будто вот-вот получит медаль «За хитрость и жадность».

— Уважаемый суд, — начал адвокат с их стороны, — прошу признать за Григорием право на половину бизнеса супруги.

Я встала и спокойно достала бумаги.

— Уважаемый суд, бизнес принадлежит исключительно мне. Все документы, аренда, счета — на моё имя. К тому же я переоформила часть активов на мать, чтобы избежать рейдерских захватов.

Судья приподнял бровь. Адвокат заёрзал. Валентина Петровна подалась вперёд:

— Она всё специально сделала! Чтобы нас обмануть!

— «Нас»? — я повернулась к ней. — Вы вообще кто в этом процессе?

— Вот и оставайтесь матерью. А не наследницей моего труда.

В зале кто-то прыснул от смеха. Судья попросил соблюдать порядок.

Длилось это мучение три месяца. Гриша то плакал, то орал, то «хотел помириться». А я стояла на своём. В итоге суд вынес решение: квартира моя, бизнес мой, ему — ноль рублей, ноль копеек.

Я вышла из зала лёгкая, будто сбросила с плеч мешок с камнями. А они — как два потрёпанных бойца. Валентина Петровна шипела, Гриша смотрел на меня пустыми глазами.

— Ты всё равно останешься одна! — крикнула она мне вслед.

— Лучше одна, чем с вами, — ответила я.

Последняя сцена случилась вечером. Я сидела на кухне с бокалом вина, и вдруг позвонил Гриша.

— Инн… Может, начнём всё сначала? — его голос был тихий, почти жалобный.

— Сначала? — я усмехнулась. — У тебя было «сначала». И ты его продал за советы своей мамочки.

Он молчал. Я слышала, как он дышит.

— Ты ведь любила меня…

— Любила, — честно сказала я. — Но теперь — нет.

Я повесила трубку. И в груди росло ощущение правильности.

Я выжила. Я не отдала ни бизнеса, ни квартиры. Я выгнала предателей. И теперь знала: второй шанс бывает только у того, кто уважает тебя. А нахлебники — они остаются в прошлом.

И я — впервые за долгое время — почувствовала себя свободной.

Источник

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори