Жизнь Марины превратилась в бесконечный забег по кругу. Работа с девяти до шести, а потом — подработка: вечерние сверхурочные, составление отчетов для мелких предпринимателей, которые она находила через знакомых. Она возвращалась домой за полночь, валилась с ног от усталости и засыпала, не раздеваясь, на диване в гостиной. Спальню она не посещала — та стояла нетронутой, как музей их рухнувшей жизни.
Первая же попытка внести платеж по ипотеке оказалась унизительной. Ее карту отклонили. Не хватало нескольких тысяч. Пришлось снять все накопления с «подушки безопасности», которая таяла на глазах. После оплаты на счету осталось три тысячи рублей до зарплаты, которая была через две недели.
Однажды вечером, когда она в очередной раз считала копейки в кошельке, раздался звонок. Марина вздрогнула, надеясь, что это Алексей. Но на экране светилось имя «Игорь». В сердце шевельнулась надежда — брат, может быть, предложит помощь.
— Марин, привет! — голос Игоря звучал бодро. — Как дела? Тот гад деньги шлет?
— Присылает только за коммуналку, — устало ответила Марина.
— Ну ты держись там! — весело бросил Игорь. — Кстати, мы с Катей на выходных в тот новый ресторан идем, что в центре открылся. Говорят, кухня — просто сказка! Цены, конечно, кусаются, но можно себе позволить!
Марина молчала, сжимая телефон. У нее на ужин была вареная картошка и котлета, оставшаяся с воскресенья.
— Марин, ты тут? Ну ладно, не грусти! Все наладится! Позвони, если что!
Он положил трубку, даже не дождавшись ответа. «Позвони, если что». Эти слова прозвучали как насмешка. Она поняла, что его «поддержка» ограничивается советами «быть сильной», пока он сам наслаждается жизнью.
Отчаяние накатывало волнами. Она вспомнила слова матери: «Ты у нас независимая!». Эта независимость пахла пылью пустой квартиры, дешевой едой и страхом перед каждым новым числом месяца.
В один из таких вечеров, когда сил не осталось совсем, она набрала номер подруги Ольги. Та была единственным человеком, кто не осуждал и не читал нотаций.
— Маринка, родная, как ты? — в трубке послышался теплый, беспокойный голос.
Услышав родной голос, Марина расплакалась. Она рассказала все — про пустоту, про деньги, про звонок Игоря.
— Марин, да ты с ума сошла! — воскликнула Ольга, когда та закончила. — Какую такую независимость ты нашла? Мужика нормального потеряла! Алексей-то золотой был! Не пил, не бил, домой приходил, тебя любил! Да, денег не миллионы, но ведь не бомжевал же вы!
— Но мама говорила… — начала Марина.
— А мама твоя тебе мужа или врага нашла? — перебила подруга. — Она тебе всю жизнь вбивала, что ты принцесса, а он тебе не пара! И где теперь эта мама? Рестораны посещает с твоим братцем, а ты тут одна на картошке сидишь! Ты очнись!
Слова Ольги были как удар хлыстом. Они не оставляли места для иллюзий. Марина сидела в тишине, и до нее наконец-то стало доходить. Она променяла тихое, но надежное плечо мужа на призрачное одобрение матери, которое в трудную минуту оказалось пустым звуком.
На следующий день ей нужно было отнести документы в банк, чтобы запросить отсрочку по платежу. Подходя к зданию, она замерла. У входа, разговаривая по телефону, стоял Алексей.
Он выглядел… по-другому. Не помолодевшим, нет. Но собранным. Плечи были расправлены, взгляд уверенным. На нем была та же старая куртка, но она висела на нем как-то иначе. Он что-то спокойно говорил в трубку, улыбнулся, кивнул и положил телефон в карман.
Их взгляды встретились. Марина увидела в его глазах не злость, не обиду. Лишь легкое удивление и ту самую ледяную вежливость, которая разделяла их теперь пропастью.
— Марина, — кивнул он.
— Леша… — ее голос сорвался. — Ты тут?
— Да, по делу. В соседнем отделении.
Он посмотрел на нее, на ее осунувшееся лицо, на потухшие глаза. В его взгляде на секунду мелькнуло что-то похожее на жалость, но он тут же отвел глаза.
И он прошел мимо. Не грубо, не зло. Просто как мимо незнакомого человека.
Марина осталась стоять на ветру, глядя ему вслед. Она вдруг с ужасом осознала, что он ушел не только из квартиры. Он ушел от нее. И в его новой жизни, судя по всему, не было места для той боли, которую она ему причинила. А ее новая «независимость» оказалась самой дорогой и одинокой ценой, которую она когда-либо платила.
Прошло два месяца. Два месяца тикающих часов в пустой квартире, подработок до полуночи и молчаливых ужинов на одного. Марина научилась экономить на еде, отключила кабельное телевидение и перестала покупать новую одежду. Ее «независимость» пахла лапшой быстрого приготовления и пылью на полках в спальне.
Однажды, просматривая почту, она нашла конверт без обратного адреса. Внутри лежало официальное письмо. «Уведомление о явке в суд для рассмотрения заявления о расторжении брака». Сердце упало и замерло. Она знала, что это произойдет, но вид официальной бумаги вызвал физическую боль.
Это был последний толчок. Гордость, обида, страх — все смешалось и уступило место одному простому и ясному чувству: она не может позволить всему закончиться вот так, на листе казенной бумаги.
Она набрала его номер. Руки дрожали.
— Алло, — его голос был спокойным, как всегда в последнее время.
— Леша, это я. Получила твое письмо.
— Мы можем встретиться? Поговорить? Без… без гостей.
Они встретились в маленьком сквере недалеко от их дома. Раньше они часто гуляли здесь по вечерам. Алексей пришел вовремя. Он выглядел подтянутым, даже немного загоревшим.
Они сели на скамейку. Между ними лежала невидимая преграда.
— Леша, я… — Марина с трудом подбирала слова, глядя на свои руки. — Я получила повестку. Я понимаю, что заслужила это. Все, что произошло… это была ужасная ошибка.
Алексей молчал, глядя перед собой.
— Я была глупа и слепа. Я позволила маме и Игорю влезть в нашу жизнь. Я позволила им себя убедить. Эти слова за столом… я не думала, что говорю. Я просто хотела… не знаю, доказать что-то им. А в итоге разрушила все.
Она замолчала, ожидая ответа. Но он все так же молчал. И это молчание было страшнее любых упреков.
— Я поняла, что значит платить за все самой, — голос ее дрогнул. — Я поняла цену тем словам. И я готова просить у тебя прощения. Каждый день. Я знаю, что ты не обязан меня прощать. Но я должна была это сказать.
Алексей медленно повернулся к ней. В его глазах не было ни злобы, ни торжества. Лишь глубокая, неизбывная усталость.
— Я тебя простил, Марина.
От этих слов у нее перехватило дыхание. В сердце блеснул лучик надежды.
— Да. Я перестал злиться. Я понял, что мы просто были разными людьми, которые хотели разной жизни. Ты хотела успеха, который измеряется деньгами и статусом. А мне… мне было достаточно нашего дома, нашей тихой жизни. Я не прав, ты не права — это уже не важно. Просто мы разные.
Луч надежды погас, не успев разгореться.
— Но… значит, мы можем попробовать все начать заново? — она смотрела на него умоляюще.
Алексей покачал головой. Тихо, но твердо.
— Нет. Не можем. Слишком много сломано. Та ночь… она разделила все на «до» и «после». Я не могу забыть, как ты смотрела на меня тогда. Как ты говорила со мной. Я не могу это забыть и вернуться. Я уже иду другой дорогой.
Он посмотрел на нее, и в его взгляде она наконец увидела не тень мужа, а взгляд постороннего, но не злого человека.
— Я подам на развод. Квартира твоя, я не претендую. Будем оформлять все цивилизованно. Я желаю тебе всего хорошего, Марина. Искренне.
Он встал, кивнул на прощание и пошел по аллее, не оборачиваясь. Он не уходил в гневе. Он просто уходил.
Марина сидела на скамейке одна. Вокруг кружились первые осенние листья. Она не плакала. Слез больше не было. Было только тихое, горькое осознание.
«С этого дня ты платишь за себя сам».
Ее слова, сказанные когда-то сгоряча, обернулись пророчеством. Теперь она платила за все сама. За свою гордость, за свое легковерие, за свое молчание. И эта цена оказалась самой высокой в ее жизни. Ценой потери человека, который любил ее просто за то, что она есть. И этого уже ничем нельзя было вернуть.
