— Ты куда? — в его голосе прозвучала тревога.
— Решать проблему, которую создал ты. А ты пока… развлекай гостей. Наливай чайку своей мамочке. Только смотри, мою заварку не трогайте, любимый чай куплю только завтра.
Я вышла из квартиры, хлопнув дверью. Слезы подступали к горлу, но я сжала зубы. Нет. Никаких слез. Только действие.
Дорога до юридической консультации заняла полчаса. Я ехала в тишине, пытаясь уложить в голове хаос мыслей. Страх, злость, предательство — все это клубилось внутри, но я гнала это прочь. Мне нужна была не эмоция, а холодный, жесткий план.
Юрист, женщина лет сорока пяти с умными, внимательными глазами по имени Елена Викторовна, выслушала меня не перебивая. Я рассказала все: про квартиру, купленную до брака, про внезапный визит родственников с чемоданами, про слабость мужа.
Елена Викторовна кивала, делая пометки в блокноте.
— Давайте по порядку, — начала она, отложив ручку. — Квартира находится в вашей единоличной собственности, приобретена до регистрации брака. Это ключевой момент. Она не является совместно нажитым имуществом супругов. Это раз.
Я слушала, ловя каждое слово, как тонущий — соломинку.
— Ваш супруг, будучи прописанным, имеет право проживания, но не более того. Он не может вселять третьих лиц без вашего письменного, нотариально заверенного согласия. Что он и сделал. Следовательно, его действия неправомерны.
— А если они просто пришли в гости? — уточнила я.
— Гости — это на несколько часов. Не с чемоданами. Их намерение очевидно — вселиться. И они уже фактически это сделали, что является самоуправством. Вы имеете полное право требовать их немедленного выселения. Для начала — в устной форме. Если откажутся — вызвать полицию. Участковый обязан составить протокол и потребовать их удаления. В случае отказа их могут доставить в отделение для составления административного протокола.
Она сделала паузу, давая мне это осознать.
— Но есть нюансы, — продолжила юрист. — Дети. С ними всегда сложнее. Полиция будет действовать более осторожно, чтобы не травмировать несовершеннолетних. Но это не значит, что ничего нельзя сделать. Главное — ни при каких обстоятельствах не давайте им возможности получить хоть какое-то подтверждение своего проживания. Не позволяйте получать здесь почту, прописываться, заключать договоры. Это раз.
— Во-вторых, — она посмотрела на меня прямо, — ваш главный враг сейчас — не свекровь, а ваш муж. Пока он на их стороне, они будут прятаться за его спину. Вам нужно либо добиться его нейтралитета, либо… готовиться к более серьезной войне, вплоть до выселения его самого.
От этих слов стало холодно. Выселить мужа… Звучало как приговор нашему браку.
— Я понимаю, что это тяжело, — смягчив тон, сказала Елена Викторовна. — Но закон полностью на вашей стороне. Запомните это. Вы не тиран и не эгоистка. Вы защищаете свою частную собственность, свою личную жизнь от грубого вторжения. Ваши действия абсолютно законны и оправданны.
Она распечатала мне памятку с ссылками на статьи Жилищного кодекса и Административного регламента МВД. Я вышла от нее с пачкой бумаг и с новым чувством — не бессильной ярости, а холодной, уверенной решимости.
У меня был план. И был закон. А у них — только наглость и чемоданы.
Я села в машину и долго сидела, глядя перед собой. Теперь я знала, что делать. Осталось найти в себе силы это сделать. Я посмотрела на телефон. Ни одного пропущенного звонка от Димы. Ни одного сообщения. Он там, по другую сторону баррикад. Пишет чай с мамой и братом.
Я глубоко вздохнула, завела двигатель и поехала обратно. На войну.
Возвращалась я домой с странным чувством. Страх отступил, уступив место холодной, методичной ярости. Юрист дала мне не просто информацию, она дала мне оружие. И я была готова его применить.
В подъезде пахло тем же, чем и всегда, но теперь это пахло тылом перед атакой. Я медленно поднялась на свой этаж, прислушиваясь. Из-за двери доносился гул голосов, смех Игоря и высокий, капризный голосок одного из детей. Они уже вовсю обшивались.
Я вставила ключ в замок, провернула его и толкнула дверь.
В прихожей было пусто, но из гостиной доносился запах еды. Мое еды. Я сняла обувь и прошла внутрь.
Картина была следующая: все они сидели за моим обеденным столом. В центре дымилась большая кастрюля с супом, который я сварила вчера. Дети уже уплетали за обе щеки. Игорь, развалившись на стуле, закусывал суп хлебом. Катя накладывала Людмиле Петровне добавку. А мой муж сидел в самом конце стола, ковыряя ложкой в тарелке, и старался не смотреть мне в глаза.
— А, Рита вернулась! — слащаво воскликнула Людмила Петровна, как ни в чем не бывало. — Садись, поешь с нами. Супчик твой замечательный, я немного добавила лаврушки и перчика, он же был совсем пресный.
У меня в висках застучало. Она не только ела мой суп, она еще и переделала его под себя.
— Спасибо, не голодна, — сухо ответила я, проходя на кухню.
Там был настоящий ад. На столе стояли грязные чашки из моего сервиза, крошки, следы от варенья. В раковине горой лежала посуда. Моя посуда.
Я зажмурилась на секунду, собираясь с мыслями. Тактика «тихого саботажа» не сработала. Они не поняли намек. Значит, переходим к открытым боевым действиям.
Я вышла обратно в гостиную. Все смотрели на меня.
— Поскольку вы решили остаться здесь против моей воли, — начала я громко и четко, чтобы слышали все, — нам придется установить правила. Без них никак.
— Какие еще правила? — буркнул Игорь, не отрываясь от еды.
— Правила проживания в моей квартире, — подчеркнула я последние два слова. — Сейчас я их озвучу.
Я прошла к холодильнику, взяла магнит и прикрепила на его дверцу листок, который набросала еще в машине.
— Во-первых, — сказала я, поворачиваясь к ним. — Коммунальные услуги. За свет, воду, газ и интернет платите вы. Все вместе. Я вывешу квитанции, вы будете скидываться. Игорь, ты как глава своей маленькой семьи, можешь взять на себя расчеты.
Игорь поперхнулся супом.
— Нет, — возразила я. — Гости не живут с чемоданами и не едят чужой суп. Вы — незваные жильцы. Платите за комфорт.
— Во-вторых, — продолжила я, не давая им опомниться. — Продукты. Вы питаетесь отдельно. Мои полки в холодильнике и мои шкафчики — табу. Купите себе переносную полку или ящик. Я не обязана вас кормить.
— Рита, это уже переходит все границы! — всплеснула руками Катя. — Мы же одна семья!
— Мы не одна семья. Вы — семья моего мужа. А я — хозяйка этой квартиры. Запомните, наконец.
— В-третьих, — мой голос стал стальным. — Уборка. Вы убираете за собой сами и немедленно. После еды — моете посуду. После детей — убираете игрушки. Я не ваша прислуга. Сегодня вы оставили на кухне свалку. Больше такого не повторится.
Людмила Петровна попыталась включить свое коронное — давление на жалость.
— Доченька, ну мы же устали с дороги… Завтра все приберем…
— Нет, не завтра. Сейчас. Как только закончите есть.
В комнате повисла тягостная пауза. Дети перестали есть и смотрели на взрослых испуганными глазами.
— И последнее, — я сделала паузу для усиления эффекта. — Комендантский час. С десяти вечера до семи утра в квартире — тишина. Никаких теликов, громких разговоров, топота. Я рано встаю на работу. Если мешать мне спать, я буду вынуждена принимать более жесткие меры.
Я посмотрела прямо на Дмитрия. Он все это время молчал, уставившись в тарелку.
— Дмитрий, ты со всем согласен?
Он поднял на меня глаза. В них было столько ненависти и бессилия, что я едва не отшатнулась.
— Ты совсем чокнулась, — тихо сказал он.
— Я совершенно адекватна. А вот твоя семья, похоже, нет. Они решили, что могут приехать и сесть мне на шею. Они ошиблись.
Я повернулась и пошла в спальню. Мне нужно было сменить одежду и проверить, не лазили ли они в моих вещах.
Сзади раздался голос Людмилы Петровны, обращенный к сыну:
— Димочка, ты же не позволишь так с нами обращаться? Она же нас в рабы записала!
Я не стала слушать его ответ. Дверь в спальню я закрыла на ключ. Впервые за все время жизни в этой квартире.
Первая атака была совершена. Теперь я ждала ответного хода. Война была объявлена официально.
Тишина за дверью длилась недолго. Сначала я услышала приглушенные, но яростные переговоры — голос Людмилы Петровны, плач Кати, низкое ворчание Игоря. Потом все стихло. Ненадолго.
Примерно через час раздался стук в дверь спальни. Стучал Дмитрий. —Рита, открой. Надо поговорить.
— Говори через дверь. Я тебя слышу.
— Это невозможно! Открой, damn it! Маме плохо, у нее давление скачет из-за твоего скандала!
Мое сердце на мгновение ушло в пятки. А вдруг правда? Но тут же я вспомнила слова юриста и ее театральный обморок в прихожей. Нет. Это ловушка.
— Если ей плохо, вызывай скорую. Я уже предлагала. Или ты боишься, что врачи не найдут никаких проблем?
Он что-то пробормотал за дверью и отошел. Сцена не сработала.
Но они не сдавались. Их следующая атака была более изощренной и подлой.
Вечером, когда я вышла на кухню за водой, меня ждал «сюрприз». На столе лежал мой планшет. А на экране была открыта страничка Кати в соцсети. Она не постеснялась взять его без спроса.
Я посмотрела на экран и почувствовала, как кровь ударила в голову.
Там был пост. Длинный, эмоциональный, полный яда и лжи.
«Дорогие друзья, никогда не думала, что столкнусь с таким чудовищным эгоизмом и жестокостью в семье. Мы с детьми и свекровью приехали в гости к родному брату моего мужа, а его жена… Она просто выжила нас из дома! Обзывает нас, кричит, угрожает полицией, не дает еды детям и запрещает пользоваться душем! Она заставляет нас спать на полу в прихожей и платить за ее коммуналку! Мы в шоке. Это самый страшный день в нашей жизни. Молитесь за нас, мы не знаем, что делать…»
Под постом уже собралось десятка два комментариев. «Какие люди бывают негодяями!», «Вызовите полицию сами!», «Держись, Катюш!», «Сожгите ведьге ее квартиру!».
