— Ты хорошая. Ты всегда со мной играешь и читаешь сказки. А бабушка только покупает игрушки и говорит, что папа несчастный.
Из глаз потекли слёзы. Я быстро вытерла их, чтобы дочь не видела.
— Собирай свои любимые игрушки, малышка. Остальное купим новое.
Пока Маша складывала в рюкзак кукол и книжки, в детскую ворвалась Галина Петровна.
— Ты не имеешь права забирать ребёнка! Я вызову полицию!
— Вызывайте, — я пожала плечами. — Объясните им, что мать не имеет права забрать своего ребёнка. Будет интересно послушать, что они скажут.
— Андрей! — свекровь повернулась к сыну, который стоял в дверях. — Сделай что-нибудь! Останови её!
Но Андрей молчал. Он смотрел на меня с Машей, и в его глазах была пустота. Кажется, до него начинало доходить, что он натворил.
— Папа, — Маша подошла к нему. — Ты правда хочешь, чтобы мы уехали?
Андрей опустился на колени и обнял дочь. Его плечи затряслись.
— Нет, солнышко. Не хочу. Но… я не знаю, как всё исправить.
— Никак, — отрезала Галина Петровна. — Пусть уходят. Нам лучше без них. Будем жить спокойно, без скандалов.
Андрей поднял голову и посмотрел на мать. Впервые за все годы я увидела в его глазах что-то похожее на прозрение.
— Мама, что ты говоришь? Это моя дочь! Моя семья!
— Я твоя семья! — свекровь топнула ногой. — Я! Твоя мать! А они… они приходят и уходят!
— Нет, мама. Это вы настроили Свету против себя. Это вы постоянно унижали её, критиковали, настраивали против неё Машу.
— Как ты смеешь! После всего, что я для тебя сделала!
— Что вы сделали, мама? Вырастили меня инфантильным мужчиной, который не может принять ни одного решения без вашего одобрения? Который позволяет унижать свою жену? Который только что подписал кредит на дачу, вместо того чтобы думать о будущем дочери?
Галина Петровна побагровела. Она подняла руку, словно хотела ударить сына, но замерла.
— Ты… ты пожалеешь об этих словах, Андрей. Ты ещё приползёшь ко мне на коленях!
Она развернулась и выбежала из комнаты. Через минуту хлопнула входная дверь.
Андрей сидел на полу, обнимая Машу. Он поднял на меня глаза.
— Света, прости меня. Я идиот. Полный идиот. Я позволил матери разрушить нашу семью.
— Да, позволил, — я кивнула. — И теперь уже поздно что-то менять.
— Неужели нет никакого шанса? Я порву этот кредитный договор. Скажу маме, чтобы больше не вмешивалась в нашу жизнь.
— Ты этого не сделаешь, Андрей. Завтра она придёт, поплачет, надавит на жалость, и ты снова станешь послушным сыночком. Я видела это десятки раз.
— Нет. Мне тридцать два года. Я не хочу тратить остаток жизни на борьбу с твоей мамой за твоё внимание. Я хочу жить спокойно, растить дочь в нормальной атмосфере, без постоянных манипуляций и унижений.
Я взяла чемодан в одну руку, рюкзак Маши в другую.
Маша поцеловала отца в щёку.
— Папа, ты приходи к нам в гости. Мама сказала, у меня будет своя комната.
Мы вышли из квартиры. Андрей не пытался нас остановить. Он сидел на полу в детской и смотрел в пустоту.
На улице Маша взяла меня за руку.
— Мама, а бабушка больше не будет говорить, что ты плохая?
— Нет, малышка. Больше не будет.
— Хорошо. А то мне было обидно за тебя.
Я вызвала такси. Пока ждали машину, получила сообщение от Андрея: «Я всё исправлю. Обещаю. Дайте мне время».
Я удалила сообщение, не отвечая. Некоторые вещи невозможно исправить. Особенно когда они разрушались годами, по кирпичику, по слову, по предательству.
Такси подъехало. Водитель помог загрузить вещи. Я оглянулась на дом, где прожила семь лет. Где-то там, на пятом этаже, сидел мой муж. Бывший муж. Со своим подписанным кредитом и разрушенной семьёй.
А впереди была новая жизнь. Трудная, непростая, но своя. Без токсичной свекрови, без постоянных унижений, без необходимости бороться за место под солнцем в собственной семье.
Маша уснула, прижавшись ко мне. Я гладила её по волосам и думала о том, что иногда уйти — это не поражение. Иногда это единственный способ победить.
