Он взял куртку и пошел к выходу.
— Ты куда? — спросила Виктория.
— К маме. Извиняться за поведение моей жены.
Дверь хлопнула, и Виктория осталась одна на кухне с испорченным борщом и горьким привкусом победы, которая оказалась поражением.
Алексей вернулся поздно ночью. Виктория не спала, лежала и смотрела в потолок, прокручивая в голове вечерний разговор. Может быть, она действительно зашла слишком далеко? Может быть, нужно было промолчать?
— Как мама? — тихо спросила она, когда муж лег рядом.
— Плачет, — коротко ответил Алексей. — Говорит, что больше не будет мешать нам жить.
— Леш, я не хотела ее обидеть. Просто накопилось…
— Знаешь что, Вика? — Алексей повернулся к жене. — Мне кажется, проблема не в маме. Проблема в том, что ты не готова делить меня ни с кем.
Эти слова больно ударили Викторию.
— Это неправда. Я никогда не запрещала тебе общаться с мамой.
— Не запрещала, но всячески показывала, что тебе это не нравится. Каждый ее визит становился поводом для скандала.
— Потому что эти визиты превратились в оккупацию нашего дома! — не выдержала Виктория. — Неужели ты не видишь разницы между нормальным общением и тем, что происходило?
— Вижу женщину, которая пытается изолировать мужа от его семьи, — жестко ответил Алексей.
Виктория села в кровати.
— Как ты можешь так говорить? Я три года терпела унижения от твоей матери!
— Унижения? — Алексей тоже сел. — Мама дает советы, потому что заботится. Да, иногда она перегибает палку, но это не повод устраивать истерики.
— Советы? — Виктория почувствовала, как внутри снова закипает гнев. — Когда она говорит, что я плохо готовлю, плохо убираюсь, плохо слежу за тобой — это советы?
— Мама просто хочет, чтобы я был счастлив.
— А мое счастье тебя не волнует?
Алексей помолчал, и в этом молчании Виктории послышался ответ.
— Волнует, — наконец сказал он. — Но я не понимаю, почему нельзя найти общий язык с пожилой женщиной, которая просто скучает по сыну.
— Потому что эта пожилая женщина не дает нам жить! — взорвалась Виктория. — Мы не можем планировать выходные, не можем поехать в отпуск, не можем даже поссориться, не боясь, что она об этом узнает и придет «разбираться»!
— Это реальность, Леш! Но ты ее не видишь, потому что не хочешь видеть.
Они легли, отвернувшись друг от друга.
Следующие две недели прошли в напряженной атмосфере. Надежда Семеновна действительно не приходила и не звонила, но это молчание давило сильнее любых скандалов. Алексей ходил мрачный, часто задерживался на работе, а когда был дома, демонстративно звонил матери и долго с ней разговаривал.
— Как дела, мам? — говорил он, бросая на жену многозначительные взгляды. — Что-то голос у тебя грустный. Давление не скачет? А может, к врачу сходить?
Виктория понимала, что это своеобразная психологическая война. Алексей давал ей понять, что из-за ее поведения страдает пожилая женщина.
В конце второй недели не выдержала она.
— Леш, может, пригласим твою маму на ужин? — предложила она, пытаясь сделать шаг навстречу.
Алексей поднял глаза от телефона.
— Серьезно? После того, что ты ей наговорила?
— Я готова извиниться, — тихо сказала Виктория. — Мне тоже неприятно, что она обиделась.
— Ей не просто неприятно, Вика. Она чувствует себя отвергнутой собственным сыном.
— Хорошо, я понимаю. Давай пригласим ее, я извинюсь, и мы попробуем начать с чистого листа.
Алексей некоторое время молчал, обдумывая предложение.
— Ладно. Я позвоню ей завтра.
Но когда он позвонил, Надежда Семеновна ответила, что не уверена, стоит ли приходить.
— Я не хочу никому мешать, — сказала она голосом полным достоинства. — Если Виктория считает меня лишней в вашем доме, то зачем создавать неловкие ситуации?
Потребовалось еще несколько дней уговоров, прежде чем она согласилась прийти.
Виктория готовилась к этому ужину как к экзамену. Она приготовила все любимые блюда свекрови, купила хорошее вино, даже цветы поставила в вазу. Планировала извиниться, объяснить, что была не права, и попросить начать все заново.
Надежда Семеновна пришла с каменным лицом, поздоровалась холодно и села за стол с видом человека, который делает огромное одолжение.
— Надежда Семеновна, — начала Виктория, когда они сели ужинать, — я хочу извиниться за тот вечер. Я была не права, что повысила на вас голос. Это было некрасиво с моей стороны.
Свекровь кивнула, не глядя на невестку.
— Спасибо за извинения. Но, знаете, слова слишком ранят, чтобы их можно было просто взять обратно.
— Я понимаю, — Виктория старалась говорить мягко. — И я действительно сожалею. Может быть, мы сможем найти способ лучше понимать друг друга?
— Конечно, дорогая, — Надежда Семеновна наконец посмотрела на нее, и в ее глазах мелькнуло что-то холодное. — Я буду стараться не вмешиваться в вашу жизнь. Раз уж мои советы так неуместны.
Виктория почувствовала подвох в этих словах, но решила не обращать внимания.
— Дело не в том, что они неуместны. Просто иногда хочется делать что-то по-своему, понимаете?
— Понимаю, — кивнула свекровь. — У молодых свои представления о жизни. Правда, не всегда правильные, но это их право.
Вот оно. Надежда Семеновна формально извинения приняла, но дала понять, что считает Викторию неправой во всем.
Ужин прошел в натянутой атмосфере вежливых разговоров. Свекровь больше не делала замечаний, но и теплоты в ее поведении не было. Она хвалила еду сквозь зубы, отвечала на вопросы односложно и все время подчеркивала, что «не хочет мешать молодым».
Когда она уходила, то остановилась в дверях.
— Алешенька, если что-то понадобится — звони. Я теперь понимаю, что не должна приходить без приглашения. Буду ждать, когда позовете.
После ее ухода Алексей повернулся к жене.
— Ну что, довольна? Мама теперь боится сюда приходить.
— Леш, я же извинилась…
— Да, извинилась. Но результат какой? Она чувствует себя здесь чужой.
Виктория поняла, что попала в западню. Теперь любая инициатива должна была исходить от нее. Она должна была звонить свекрови, приглашать ее, извиняться за каждое неосторожное слово. А Надежда Семеновна получила моральное превосходство и право в любой момент напомнить о том, как ее «обидели».
Прошло еще месяц. Формально отношения наладились — свекровь приходила раз в неделю по приглашению, вела себя подчеркнуто вежливо, не делала замечаний. Но эта вежливость была хуже прежних претензий. В каждом слове, в каждом жесте читался упрек: «Вот видите, какая я деликатная, не то что некоторые».
Виктория понимала, что проиграла эту войну. Она получила то, чего хотела — свекровь больше не командовала в их доме. Но заплатила за это слишком дорогую цену. Алексей теперь смотрел на нее как на человека, который обидел его мать. А Надежда Семеновна превратилась в мученицу, терпящую неблагодарную невестку.
И самое худшее — Виктория поняла, что ситуация стала еще более безнадежной. Раньше можно было надеяться на изменения, на то, что отношения наладятся. Теперь же они все играли в спектакль вежливости, под которым скрывались взаимные обиды и недоверие.
Семья не стала дружнее. Она просто научилась лучше скрывать свои проблемы.
