— Слушай, спасибо за тот вечер. Я давно так не смеялся.
— А я давно не чувствовала себя живой.
Помолчала. Потом тихо:
— Спасибо, что напомнил. Я тоже человек. А не ресурс.
— Ты всегда была человеком, — ответил он. — Просто сама забыла об этом.
Через два дня Алексей пришёл. Один. С цветами. Стоял на пороге, немного сгорбленный, будто ростом стал меньше. В глазах — растерянность.
— Мам… Я… Я всё понял. Прости. Мы были неправы. Я был слаб.
Она взяла цветы. Постояла. Поставила их в воду. Помолчала.
— Я не знаю, зачем ты пришёл, Лёш. Если — извиниться, то спасибо. Я слышу. Если — вернуть всё назад… то не выйдет.
Он сел. Руки дрожали. Пытался что-то объяснить, оправдаться:
— Ты же знаешь, у нас всё сложно… Я просто хотел, чтобы было по-человечески… Мы рассчитывали… Аня… Она просто…
— А я? — перебила она. — Я не человек? Со мной — не по-человечески?
Он молчал. Потом встал:
— Я… постараюсь всё исправить.
— Не надо. Не исправляй. Просто живи. Но за свои решения отвечай сам. Без меня.
Он ушёл. А она осталась в тишине. Села на балкон. Посмотрела на свои руки. На подоконнике качалась герань. Где-то вдалеке кричала чайка. Она подумала: «Так вот оно какое — одиночество, в котором нет боли. А просто — я с собой.»
На телефоне — сообщение от Тони: «Пошли в библиотеку? Клуб “Слово”. Юра будет.»
Она улыбнулась. Написала: «Приду.»
Через неделю, в четверг она уже шла по ступенькам библиотеки, удивляясь, как легко ступают ноги. В зале было тепло, пахло старой бумагой и яблоками. Кто-то читал стихи, кто-то смеялся. Тоня махала рукой, а рядом — Юрий. В тёмном свитере, с глазами, в которых не надо было ничего объяснять.
После клуба он проводил её до дома. Погода стояла тёплая, редкость для конца октября. Шли молча, иногда переглядывались. Возле подъезда он сказал:
— Галь, если вдруг захочешь… Я могу заходить. Или ты — ко мне. Как друг. Или не только. Я не тороплю.
Она долго молчала. Потом кивнула:
— Давай просто будем рядом. А там видно будет.
Он поцеловал её в лоб.
Прошло две недели. Вечер. Балкон. Два кресла. Во втором — Юрий. Читает газету. На столике — чай, плед, две чашки. Галина смотрит на него, потом — на улицу. Ветер колышет герань.
Впервые за долгое время ей спокойно. Не потому, что одна. А потому, что рядом — тот, кто видит в ней человека. Не площадь. Не ресурс. Не функцию.
