Ноябрь тогда выдался злым, будто специально — мокрый снег валил без устали и тут же превращался в вязкую грязную жижу под ногами, а ветер — тот и вовсе не знал пощады: пробирал до костей, хоть ты три куртки надевай. Марина, как и обычно, возвращалась домой поздно. Редакция жила по своим суровым законам: сроки поджимали, а газету без текста не напечатаешь, — вот и засиживались журналисты допоздна, подгоняя материалы к самому станку.
Она шла всё той же знакомой дорогой — через парк, что позволял срезать минут пятнадцать, а уж в такую погоду каждая минута, считай, на вес золота. Фонари — совсем усталые, еле-еле пробивали полуночный мрак, отбрасывая редкие жёлтые пятна на промокший асфальт. Марина торопилась, мысленно убеждая себя: «Скоро дома. Горячий чай и новый роман, вот бы успеть дочитать, а то на выходных так и не удалось».
Но вдруг — остановилась. Даже не сразу поняла, почему. Скулёж? Очень тихий, едва уловимый, будто кто-то шепчет сквозь вой ветра. Или, может, что-то внутри неё дрогнуло — то самое журналистское шестое чувство, которое не даёт пройти мимо чужой беды.
Марина свернула с аллеи, шагнула к густым кустам у пруда — сердце заколотилось.
Там, на сырой земле, прямо среди тёмных листьев, лежал пёс. Крупный… да и видно, что когда-то был красавцем — золотистый лабрадор, таких, кажется, только в фильмах показывают. Сейчас же — шерсть клочьями, рёбра будто на поверхности кожи, а задние лапы… Марина инстинктивно присела рядом, забыв про холод. Лапы были искалечены — видно, под машину попал.
— Боже мой… — сама не заметила, как шёпотом вырвалось. Осторожно потянулась рукой к морде.
Пёс тяжело поднял голову. Глаза… Какие же у него были глаза! Умные, тёмные, и в них — ни тени злости. Только усталость — безмерная — и… надежда? Хвост чуть дрогнул, как будто хочет вильнуть. Последняя попытка.
— Ты кого-то ждёшь? — Марина спросила тихо, даже понимая, что вопрос этот — глупый.
Пёс попытался подняться — тщетно. Рухнул тут же, жалобно заскулил. Марина стянула шарф с шеи, укутала дрожащее тело.
— Как же ты сюда попал, бедняга?
Обернулась — в парке ни души, только редкие прохожие где-то вдали двигаются по своим делам. Тут же достала телефон, поспешно набрала одну ветклинику — закрыто. Вторую — увы, только днём. Третья…
— Алло, это круглосуточная ветклиника? — прижала телефон к уху, перекрикивая ветер. — У меня тут собака, очень тяжёлая травма… Нет, не моя — нашла в парке.
Трубка ответила усталым голосом, даже жалко стало:
— Только с хозяином принимаем. Это же чужое животное, вы понимаете…
— Но она же умирает! — Марина вдруг ощутила то знакомое раздражение, то самое, что всегда толкало её на резкие статьи про человеческую (и не только) несправедливость. — Вы ведь врач!
— Обратитесь в службу отлова… Утром откроются.
— Утром?! Она не доживёт до утра!
Она так сжала телефон, что пальцы побелели. Пёс продолжал тихо скулить. Марина опустилась на корточки рядом, погладила его по голове.
— Ладно, — вдруг твёрдо сказала она. — Сами справимся.
Дальше всё было на автомате — спасательная операция, иначе не назвать. Заказала такси, объяснила ситуацию, даже пообещала водителю уборку оплатить, если что. Водитель попался добрый, пожилой. Не стал морщиться.
