— А с личным фронтом что? — Оксана хмыкнула, глядя в окно.
— Там всё по-старому.
Чайник закипел. Мария разложила на столе печенье, налила по чашке. Они посидели за столом, попили чай, как обычно посплетничали — про соседку с верхнего этажа, про цены на молоко, про кого-то из бывших одноклассников. Болтали, как всегда, с привычным смехом и пересказами, кто с кем развёлся и кто куда устроился. — Ладно, мне бежать нужно, — Марина глянула на телефон. — Ещё к соседке Зинаиде Ивановне заскочить. Она просила что-то.
— Это кто, та бабушка, напротив, мамина знакомая?
— Угу. Просто иногда помогаю ей. Уже тяжело ходить, колено не разгибается, и спина… таблетки сильные пьёт.
Оксана ухмыльнулась, отодвигая чашку.
— Вот тебе заняться нечем больше. Нашлась тут, мать Тереза. Ты бы лучше о себе подумала.
Мария молча пила чай. Потом встала, собрала чашки, включила воду.
— Не всем всё равно, — тихо сказала она, не оборачиваясь.
На лестнице было тихо. Зинаида Ивановна долго не открывала. Потом дверь приоткрылась — щель, запах валерьянки и пыльного ковра.
— Мария, это ты? Проходи…
В квартире было темно, только в углу теплился свет от настольной лампы. Зинаида Ивановна лежала на диване, укрывшись пледом.
— Я думала, вдруг не придёшь. Хотела попросить — хлеба бы мне, и ещё вот этих… круглых, как они… — она сделала неуверенное движение рукой. — Крекеров.
— Всё принесу. А как вы? Колено?
— Не гнётся совсем. И спина… будто нож воткнули.
Мария поправила плед, заглянула в пустую кружку.
На кухне было холодно. Маленькая форточка стояла приоткрытой — на подоконнике растущая петрушка в банке из-под кофе. Мария закрыла окно, поставила воду. В шкафу — старые, потрёпанные чашки. Она выбрала ту, где был потертость по ободку, но всё ещё читалась надпись: «Сочи-89».
— Машенька… — Зинаида Ивановна смотрела на чашку. — Скажи честно, я тебе не надоела ещё со своими просьбами? У тебя ведь работа, ты устаёшь…
Мария поставила поднос на тумбу, присела.
— Что вы, — Мария села рядом. — Мне не сложно. Я же вижу, как вам тяжело. Вы одна. А я рядом. Вот и всё.
— А родные? Разве не они должны были заботиться?
— Я не могу отвечать за них. Только за себя.
Старушка провела пальцем по ободку чашки.
— Андрей раньше другой был. В походы со мной ходил. А Ольга — вон, рисунки до сих пор у меня хранятся. Волшебницей называла меня, когда заболеет…
— Люди меняются, — тихо сказала Мария.
Время шло, дни и месяцы растворялись. Вечером Мария вернулась домой позже обычного. На кухне оставался запах вчерашнего супа и нетронутой каши. Она только скинула пальто, как зазвонил телефон.
— Маша, привет, — голос Оксаны был деловой. — У нас с Никитой билеты в театр, ты сможешь кое-что маме на кладбище отвезти? Цветы там или свечку. Я забываю всё время.. И вообще, ты всё равно возле неё, не сложно?
— Я зашла бы, но сейчас к Зинаиде Ивановне нужно. Обещала ей еды принести.
— Да боже ты мой… — Оксана фыркнула. — Ты с ней что, родня? У тебя нет своих забот?
— Я ей нужна. Она одна.
— Вот и будет у тебя своя старая бабка под боком. Лучше бы себе кого нашла.
Мария повесила трубку.
Когда она пришла, Зинаида Ивановна сидела в кресле, в халате, смотрела на телевизор без звука.
— Сегодня никто не звонил? — Мария поставила пакеты на стол.
— Звонил участковый врач. И всё. Дети… у них, как обычно, всё срочно.
— Вам нужно попробовать с тростью. Я принесу.
