Вечером она вернулась домой чуть позже обычного. В руках у нее была тонкая папка. Денис и Раиса Петровна ужинали на кухне. Они посмотрели на нее с немым вызовом. Марина, не раздеваясь, прошла в гостиную. Она положила папку на журнальный столик и начала доставать из нее бумаги.
Первым она достала договор купли-продажи квартиры.
– Квартира, – спокойно сказала она, – куплена нами в ипотеку в две тысячи третьем году. Ипотека выплачена в две тысячи тринадцатом. Вот свидетельство о собственности. Пятьдесят процентов принадлежит мне, пятьдесят – Денису. Ваших денег, Раиса Петровна, здесь нет.
Затем она достала пачку квитанций.
– Ремонт. Мы делали его семь лет назад. Вот чеки на стройматериалы, вот договор с бригадой. Оплачивали мы его из отпускных и премии Дениса. Ваших денег здесь тоже нет.
Свекровь и муж молча смотрели на нее с кухни.
Марина взяла следующий лист.
– Машина. Да, вы добавляли нам семьдесят тысяч рублей. Мы вернули их вам в течение года. Вот, я нашла в старом блокноте записи. Денис отдавал вам по десять тысяч каждый месяц, а последнюю сумму я сама вам привозила. Вы еще сказали, что можно было не торопиться.
Она сделала паузу, давая им осознать услышанное. Денис побледнел. Он, кажется, и правда забыл об этом.
Наконец, Марина достала последний, главный документ. Это был товарный чек и кредитный договор из мебельного центра.
– А вот это, – ее голос не дрогнул, – наш диван. И два кресла. Гарнитур «Версаль». Куплен три года назад, в мебельном центре «Сибирь». Стоимость – сто восемьдесят четыре тысячи рублей. Первоначальный взнос – сорок тысяч, с моей зарплатной карты. Вот выписка из банка. Остальное – кредит на мое имя. Вот договор. Мы выплатили его восемь месяцев назад.
Она взяла этот чек и медленно пошла на кухню. Она подошла к столу, за которым сидела оцепеневшая свекровь, и положила бумагу прямо перед ней, рядом с ее тарелкой.
– Вот, Раиса Петровна. Посмотрите. Это чек. Доказательство того, что это не ваши вещи. Это – мои и Дениса. И большая часть из них – мои. Потому что я, в отличие от вас, не считаю, сколько раз накормила мужа ужином, и не выставляю счет за помощь.
Раиса Петровна смотрела на чек, потом перевела взгляд на Марину. В ее глазах была не растерянность, а чистая, незамутненная ненависть.
– Ты… Ты… – прошипела она. – Все подсчитала! Мелочная! Бумажки свои собирала!
– Да, – твердо сказала Марина, глядя ей прямо в глаза. – Собирала. Потому что я аккуратный человек. И потому что я знала, что однажды мне придется доказывать, что я – не пустое место.
Она повернулась к Денису. Он сидел, вжав голову в плечи, и не мог поднять на нее глаз.
– Я так больше не могу, Денис. И не буду. Это мой дом. И я хочу, чтобы здесь уважали меня и то, что я делаю. Поэтому выбирай. Либо твоя мама сегодня же съезжает. На съемную квартиру, к подругам, куда угодно. И мы пытаемся как-то жить дальше, вдвоем. Либо… вы съезжаете вместе.
– Марина… ты… ты с ума сошла? Выгонять родную мать? – пролепетал он.
– Я не выгоняю. Я защищаю себя и свою семью. Ту, которую мы с тобой строили. А если для тебя семья – это только мама, то мне в этой семье места нет. Решай. Я даю тебе час.
Она развернулась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Она села на кровать и впервые за много недель почувствовала не страх и обиду, а огромное облегчение. Будто с плеч свалился тяжеленный груз. Она не знала, что он выберет. Но она знала, что приняла единственно верное для себя решение. И какой бы ни была цена, она была готова ее заплатить.
Прошло полгода. За окном таял последний мартовский снег, и в воздухе пахло весной. Марина сидела на том же самом подоконнике в той же самой квартире. В руке дымилась чашка с ромашковым чаем. Тишина больше не была редким гостем. Она стала хозяйкой этого дома.
Денис тогда выбрал маму. Он не смог сказать ей «нет». Они собрали вещи и съехали на следующий же день в квартиру, которую спешно сняла Раиса Петровна. Были крики, обвинения, слезы. Денис говорил, что Марина разрушила семью. Раиса Петровна проклинала ее мелочность и неблагодарность. Марина молчала. Все слова уже были сказаны.
Они подали на развод. Квартиру, как совместно нажитое имущество, пришлось делить. Марина взяла большой кредит, чтобы выплатить Денису его долю. Теперь она снова была в долгах, но это ее не пугало.
Она смотрела на свой бежевый диван, на свои фикусы, на торшер с абажуром цвета топленого молока. Это все было на месте. Но дело было уже не в вещах. Квартира снова стала ее крепостью. Местом, где она могла дышать. Местом, где ее правда имела значение. И эта свобода стоила всех денег, которые были указаны в чеках, и даже больше. Она стоила целой прожитой жизни, чтобы понять: самая главная вещь, на которую ни у кого не должно быть права, – это ты сам. И за это право иногда приходится предъявлять счет.
