Утром он собрал две сумки и чемодан. Я не плакала — слёз больше не было. Просто стояла у окна и смотрела, как он грузит вещи в машину.
— Наташа, — сказал он в прихожей. — Прости меня. Знаю, что больно. Но иначе мы бы просто постепенно умирали.
Дверь закрылась. Я села на диван и впервые за много лет задумалась — а кто я? Без него, без детей, без роли жены и мамы? Мне пятьдесят два года. Что мне делать дальше?
— Сволочь. Хочешь, приеду?
— Не надо. Мне нужно побыть одной.
Но одной оказалось страшно. Тишина давила. Я включила телевизор, но не могла сосредоточиться на программах. Всё время ждала, что сейчас откроется дверь и он войдёт. Скажет, что всё это ошибка, что передумал.
Первую неделю я почти не выходила из дома. Взяла отпуск за свой счёт. Лена приносила продукты, Катя приезжала каждый день. Все жалели меня, а мне от этой жалости становилось ещё хуже.
— Мам, а может, оно и к лучшему? — неожиданно сказала Катя. — Вы же действительно последние годы как два параллельных человека жили. Помнишь, я в прошлый раз приехала, так вы за весь вечер друг с другом десяти слов не сказали.
— Мам, ну подумай сама. Когда ты в последний раз чему-то радовалась? Мечтала о чём-то? Строила планы?
Я не знала, что ответить. Действительно, когда? Всё было размеренно, предсказуемо. Работа — дом, дом — работа. По выходным — дача. Раз в год — отпуск в Крыму или в Сочи.
— А чему мне радоваться в моём возрасте?
— Мам, тебе пятьдесят два! Это же не старость. Посмотри на тётю Люсю — она в шестьдесят английский изучать начала, в театральную студию записалась.
Люся — это Ленина тётка. После смерти мужа действительно вдруг стала жить какой-то особенной жизнью. Путешествует, учится, в интернете знакомых находит.
— Так она вдова, а я — брошенная жена. Это разные вещи.
— Мам, а какая разница? Результат-то одинаковый — ты свободна.
Свободна. Странное слово. Я не чувствовала свободы. Наоборот, чувствовала себя ненужной, выброшенной.
Через месяц Володя приехал забирать остальные вещи. Выглядел он… помолодевшим. Загорелый, в новой рубашке.
— Как дела? — спросил он, будто мы просто знакомые.
Неловкое молчание. Он собирал книги, инструменты. Я стояла в дверях и смотрела, как из нашего дома исчезают последние следы его присутствия.
— Наташа, а как твои дела? В смысле, планы какие?
— А какие могут быть планы?
— Не знаю. Может, путешествовать захочешь. Или хобби какое найдёшь.
— В моём возрасте уже поздно начинать.
— Почему поздно? У тебя вся жизнь впереди.
Легко говорить. У него впереди новая любовь, молодая наверняка. А у меня что?
— Увидимся, — сказал он, уходя.
Вечером пришла Лена с бутылкой вина.
— Всё, хватит убиваться. Пора жить.
— Это не жизнь, это существование. Слушай, а давай съездим куда-нибудь? В Питер, например. Или в Европу.
— На что? Половину зарплаты алименты детям плачу, вторая половина — на еду и коммуналку.
— Кстати, а почему алименты? Дети же взрослые.
— Катя декрет, Павлик учится.
— Наташ, а может, пора им самим о себе заботиться? Катин муж работает, Павлик может подрабатывать.
