— Мама приезжает жить к нам навсегда, — бросил Павел, не отрываясь от телефона, пока его жена Лариса мыла посуду после ужина.
Тарелка выскользнула из рук Ларисы и с грохотом разбилась о кафельный пол. Осколки разлетелись во все стороны, но она даже не пошевелилась. Она стояла, уставившись на мужа, который продолжал листать ленту новостей, словно только что не перевернул всю её жизнь одной фразой. В горле встал ком, руки дрожали от внезапно нахлынувшей волны паники.
— Что значит навсегда? — её голос прозвучал тихо, почти шёпотом.
Павел наконец-то поднял взгляд от экрана. На его лице читалось раздражение от того, что пришлось отвлечься.
— Ну что тут непонятного? Она продала квартиру в Саратове. Деньги положила на вклад. Говорит, хочет быть поближе к единственному сыну. Переезжает через неделю.
Лариса почувствовала, как комната начала кружиться. Она схватилась за край раковины, чтобы удержаться на ногах. Три года замужества. Три года она строила свой дом, своё гнездо, своё пространство. И вот теперь в это пространство вторгалась женщина, которая с первой встречи дала понять, что невестка ей не по душе.
— Павел, но мы же это не обсуждали… У нас двухкомнатная квартира. Где она будет жить?
— В гостиной поставим раскладной диван. Нормально устроимся. Не драма же, в конце концов. Это моя мать.
Он встал из-за стола и направился в спальню, оставив Ларису одну среди осколков разбитой тарелки. Она медленно опустилась на корточки и начала собирать острые фрагменты фарфора голыми руками. Один из них порезал палец, и капля крови упала на белый кафель. Она смотрела на эту алую точку и понимала, что это только начало.
Маргарита Петровна приехала в субботу утром. Два огромных чемодана, три коробки и несметное количество пакетов заполнили прихожую. Павел суетился вокруг матери, как маленький мальчик, которому вернули любимую игрушку. Лариса стояла в дверях гостиной и наблюдала, как её дом превращается в чужую территорию.
— Лариса, что же ты стоишь как истукан? Помоги вещи разобрать, — свекровь окинула её оценивающим взглядом. — И вообще, дорогая, ты что-то бледная. Не заболела? Или может быть… — она многозначительно посмотрела на живот невестки.
— Нет, Маргарита Петровна. Просто устала на работе.
— Работа, работа… В моё время женщины умели и работать, и дом в порядке содержать. А у вас тут, я смотрю, пыль на полках, да и окна давно не мыты.
Лариса прикусила язык. Спорить было бесполезно. Она молча взяла одну из коробок и понесла в гостиную. Там уже стоял новый раскладной диван, купленный Павлом специально для матери. Дорогой, с ортопедическим матрасом. Их собственная кровать была куплена три года назад на распродаже.
Первая неделя прошла в напряжённом перемирии. Маргарита Петровна обживалась, переставляла вещи по своему вкусу, критиковала всё: от расположения мебели до выбора штор. Лариса терпела. Она уходила на работу рано утром и возвращалась поздно вечером, стараясь минимизировать время, проведённое дома.
Но однажды вечером всё изменилось. Лариса вернулась домой и обнаружила, что её любимая картина, подаренная подругой на свадьбу, исчезла со стены гостиной. Вместо неё висела безвкусная репродукция с подсолнухами.
— Маргарита Петровна, где моя картина? — спросила она, стараясь говорить спокойно.
— Ах, эта мазня? Я убрала её на антресоли. Такое в приличном доме не вешают. Подсолнухи куда приятнее для глаза.
— Но это же мой дом тоже…
— Твой? — свекровь подняла брови. — Дорогая, давай не будем забывать, что квартиру эту покупали Павлины родители. То есть я и мой покойный муж. Первый взнос мы дали, и немаленький. Так что имею право обустроить жильё по своему вкусу.
Лариса посмотрела на мужа, ища поддержки. Павел сидел на диване и делал вид, что увлечён телевизором.
— Павел, скажи что-нибудь.
— Лара, не раздувай из мухи слона. Картина как картина. Мама права, подсолнухи симпатичнее.
В тот вечер Лариса впервые заперлась в ванной и плакала. Тихо, чтобы никто не услышал. Она понимала, что проигрывает битву за собственный дом.
