Молчание затягивалось. Наконец Павел заговорил:
— Я много думал. Мама права — ситуация ненормальная. Я чувствую себя… неполноценным. Живу в твоей квартире, пока не работаю — живу на твои деньги. Это унизительно.
— Паша, но ведь это временно. Ты найдёшь работу.
— А если не найду? Или найду, но буду зарабатывать меньше тебя? Ты всегда будешь главной?
Татьяна смотрела на него и не узнавала. Где тот весёлый, уверенный в себе человек, в которого она влюбилась?
— Дело не в том, кто сколько зарабатывает. Мы семья.
— Семья, в которой у меня ничего нет. Даже прописки.
— Я предлагала тебе прописаться!
— Прописка — это не собственность.
Опять тупик. Татьяна сделала глоток остывшего чая.
— Паша, а если я соглашусь… Что дальше? Твоя мама успокоится?
— Конечно! Она просто за меня переживает. Хочет, чтобы у меня всё было хорошо.
— А если она потом решит, что ей не нравится, как я готовлю? Или как воспитываю наших будущих детей? Тоже будет ультиматумы ставить?
— Не передёргивай. Это другое.
— Чем другое? Она влезла в нашу жизнь, в наши документы, настроила тебя против меня. И ты позволил.
Они смотрели друг на друга через стол, и между ними росла стена непонимания.
— Знаешь что, — сказала Татьяна. — Давай сделаем так. Ты возвращаешься домой. Мы живём как раньше. А вопрос с квартирой обсудим, когда ты найдёшь работу и встанешь на ноги. Тогда это будет решение двух равных партнёров, а не ультиматум под давлением твоей матери.
Павел покачал головой.
— Нет. Либо сейчас, либо никогда. Я не могу больше так жить.
— Тогда не живи, — тихо сказала Татьяна.
Слова вырвались сами. Она не планировала их говорить, но усталость от этого давления пересилила всё остальное.
— То есть ты выбираешь квартиру?
— Я выбираю себя. Своё право на безопасность. Своё право решать, что делать с тем, что я заработала. Я люблю тебя, Паша, но не могу отдать тебе последнее, что у меня есть, только чтобы твоя мама была довольна.
— Последнее? А я? Наша семья?
— Наша семья рухнула в тот момент, когда ты выбрал сторону матери, а не встал на мою защиту.
— Значит, всё кончено?
— Не знаю. Решай сам. Но квартиру я не переоформлю. Ни сейчас, ни потом.
Он смотрел на неё долго, потом развернулся и ушёл. Татьяна осталась сидеть, глядя в окно на вечерний город.
Через неделю Павел прислал сообщение: «Мама нашла мне работу в другом городе. Я уезжаю. Документы на развод пришлю по почте».
Татьяна прочитала и удалила сообщение. Валентина Петровна победила. Забрала сына обратно. Но квартира осталась за ней, Татьяной. Её крепость, её безопасность.
Развод прошёл быстро и тихо. Делить было нечего — квартира добрачная, общего имущества не нажили. Павел даже не появился на заседании, прислал представителя.
Через полгода Татьяна получила сообщение от неизвестного номера:
«Татьяна, это Валентина Петровна. Паша женится. На хорошей девушке из приличной семьи. У неё есть квартира, и она не жадная, не то что некоторые. Она сразу переоформила жильё на них двоих. Вот что значит настоящая любовь и доверие. Надеюсь, вы довольны своими квадратными метрами. Живите в них одна».
Татьяна прочитала, усмехнулась и заблокировала номер. Пусть Валентина Петровна думает, что победила. Пусть новая невестка узнает, что такое жить под контролем свекрови. А она, Татьяна, будет жить в своей квартире. Может быть, одна. Но свободная.
Вечером она открыла окно, впуская свежий воздух, и глубоко вздохнула. Квартира больше не казалась пустой. Она казалась своей. По-настоящему своей.
А это стоило больше, чем любые обещания любви под давлением чужой воли.
