Ирина открыла глаза и замерла. Тишина. Такая глубокая, что казалось — весь мир затаил дыхание. Никто не кашляет за стеной, никто не стучит палкой по полу, требуя то лекарство, то чай, то просто внимания. Впервые за пять лет она проснулась сама — не от звонка будильника, не от маминого голоса из соседней комнаты.
Села на край кровати, потянулась. Спина не болит. Даже странно как-то.
На кухне заварила кофе — настоящий, ароматный, не тот быстрорастворимый, который пила впопыхах между мамиными капризами. Включила музыку. Раньше боялась — вдруг разбудит, вдруг помешает послеобеденному сну. А сейчас можно. Можно всё.
Прошлась по квартире, расправляя шторы. Солнце заливало комнаты мягким светом. В гостиной, где раньше стояла мамина кровать, теперь снова диван и её любимое кресло. Фикус на подоконнике распустил новые листочки — видимо, тоже почувствовал свободу.
Подошла к цветку, погладила глянцевую поверхность листа.
— Ну что, Федя, живём теперь как хотели?
Странно говорить с растением. Раньше всегда была мама, с которой можно было обменяться парой слов. Пусть даже эти слова были вечным недовольством и упрёками, но всё-таки.
Ирина вернулась на кухню, села за стол с кружкой в руках. В окно видно двор, детскую площадку. Мамочки гуляют с колясками, старушки на лавочке обсуждают соседские дела. Обычная жизнь. Та самая, от которой она отгородилась пять лет назад, когда папа умер и мама осталась совсем одна.
«Не могу же я её бросить», — тогда казалось это единственно правильным решением. Ольга в Екатеринбурге, далеко. У неё работа, семья. А Ирина здесь, в Перми, рядом. Логично ведь.
Только логика эта как-то незаметно превратилась в клетку. Сначала мама приходила в гости. Потом стала оставаться ночевать — то давление скакнуло, то сердце прихватило. А потом как-то само собой получилось, что она уже не уходила.
Ирина отхлебнула кофе. Горьковатый, но приятный. Именно такой, какой она любит. Не сладкий, как требовала мама. Не слабый, как просила. Просто свой.
Телефон лежал на столе молча. Обычно к этому времени уже звонила Ольга — узнать, как дела у мамы, не нужно ли что-то. Теперь звонит маме напрямую. И правильно делает.
А что же тогда эта тревога, которая сидит где-то под рёбрами? Этот противный червячок сомнения — а вдруг она поступила неправильно? Вдруг она действительно эгоистка, которая сбросила с себя обязанности и живёт теперь в своё удовольствие?
Ирина встала, подошла к окну. Во дворе женщина её возраста помогала пожилой маме подняться по ступенькам подъезда. Медленно, терпеливо. Дочка поддерживала под руку, улыбалась что-то говорила. И мама отвечала, тоже улыбаясь.
Когда Ирина в последний раз видела мамину улыбку? Не вымученную, не из вежливости, а настоящую?
Звонок раздался ровно в два часа дня. Как по расписанию. Ирина даже не посмотрела на экран — знала, что это Ольга.
— Привет. — Голос сестры звучал натянуто. — Как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Ира, мама вчера упала. Дома. Слава богу, ничего серьёзного, только синяк на бедре, но она испугалась. Говорит, что ночью плохо спала, всё думала — а вдруг что-то случится, и никто не узнает.
Ирина сжала телефон покрепче.
— Да всё в порядке, просто неудачно подскользнулась в ванной. Но, Ира… — Ольга помолчала, видимо, подбирая слова. — Она очень расстроена. Говорит, что ты даже не звонишь узнать, как дела. Месяц прошёл.
— Я думала, если что-то серьёзное, ты сама позвонишь.
— А если не серьёзное, то тебе всё равно?
Знакомое чувство. Как будто тебя поймали за руку на чём-то нехорошем. Раньше Ирина сразу бы начала оправдываться, объяснять, что у неё тоже дела, работа, усталость. Но сейчас только молча слушала.
— Она спрашивает про тебя каждый день, — продолжала Ольга. — «А что Ирочка? Почему не звонит?» И я не знаю, что ей отвечать.
— Скажи правде. Что я живу своей жизнью.
— Боже мой, Ира! — голос сестры сорвался на полутон выше. — Она наша мама! Ей семьдесят четыре года! Неужели так трудно позвонить раз в неделю? Хотя бы узнать, жива ли она?
— А ты каждый день звонишь папиной сестре? Или дедушкиной двоюродной племяннице из Воркуты? Тоже старые, тоже одинокие.
— При чём здесь это? Мы говорим о маме!
Ирина подошла к окну, посмотрела на тот же двор, те же лавочки. Только сейчас они казались уже не такими мирными.
— Оля, я понимаю. Понимаю, что тебе тяжело. Но пять лет я была рядом с ней каждый день. Пять лет я не могла никуда поехать, никого привести в гости, даже заболеть нормально — потому что она сразу начинала паниковать. И знаешь что? За эти пять лет она ни разу — слышишь, ни разу! — не спросила, как дела у меня. Что меня беспокоит, чего я хочу, о чём мечтаю.
— Она старый человек, ей тяжело…
— А мне легко было? — голос Ирины дрогнул, но она взяла себя в руки. — Оля, я не бросила маму. Она живёт с тобой, вы рядом друг с другом. Но я больше не буду жить только её интересами.
Молчание в трубке затягивалось. Потом Ольга тихо сказала:
— Знаешь, а мама была права. Говорила, что ты изменилась. Стала какой-то… чужой.
— Возможно. — Ирина неожиданно для себя улыбнулась. — А может, наоборот — стала собой.
