— Маша, послушай, я могу всё объяснить… — Объяснить? — она повернулась к нему, и в её глазах полыхал гнев. — Объяснить, как ты обманул больную старушку? Как подсунул ей изменённое завещание? Как предал меня ради своей мамочки?
— Это не так! Мама сказала, что это защитит квартиру от мошенников. Что если с тобой что-то случится, недвижимость останется в семье.
— В семье? В чьей семье, Антон? Твоя мать никогда не считала меня членом семьи! Для неё я всегда была чужачкой, девкой, которая отняла у неё сына!
Антон молчал, опустив голову. Он знал, что она права. Все эти годы он видел, как мать унижает его жену, но не находил в себе сил противостоять ей. Галина Викторовна вырастила его слабым, зависимым, неспособным принимать решения без её одобрения.
— Я еду домой, — сказала Мария. — Мне нужно подумать.
— Нет. Езжай к маме. Уверена, она ждёт тебя с победным ужином.
Дома Мария села на кухне и попыталась трезво оценить ситуацию. Квартира бабушки стоила около восьми миллионов. Огромные деньги для молодой семьи. На них можно было купить собственное жильё, пусть и поменьше, но своё. Можно было наконец-то родить ребёнка, не боясь, что свекровь будет диктовать, как его воспитывать.
Но теперь всё это оказалось ловушкой. Пять лет под одной крышей с Галиной Викторовной. Пять лет ежедневных унижений, контроля, манипуляций. Свекровь будет решать, что им есть, во сколько ложиться спать, как проводить выходные. Она будет критиковать каждое блюдо, каждую покупку, каждое слово.
Мария вспомнила последний год жизни в доме свекрови, до того как они сняли свою комнату. Галина Викторовна заходила к ним без стука, проверяла шкафы, комментировала их интимную жизнь. Однажды Мария застала её, роющейся в их вещах, та искала «доказательства измены». Когда ничего не нашла, обвинила невестку в том, что та «слишком хитрая».
Телефон зазвонил. На экране высветилось «Свекровь». Мария не стала отвечать. Через минуту пришло сообщение:
«Советую не упрямиться. Подумай о будущем. Без этой квартиры вы с Антоном никогда не встанете на ноги. А я не такая плохая, как ты думаешь. Просто хочу, чтобы в семье был порядок.»
Порядок. Для Галины Викторовны порядок означал полное подчинение её воле. Она выросла в семье военного, где слово отца было законом, и перенесла эту модель на собственную семью. Только вот роль диктатора взяла на себя.
Вечером вернулся Антон. Он выглядел подавленным, но Мария не испытывала к нему жалости. Предательство мужа ранило сильнее, чем козни свекрови.
— Маша, давай поговорим спокойно.
— О чём говорить? О том, как ты месяц врал мне? Или о том, как твоя мать шантажировала мою умирающую бабушку?
— Она не шантажировала! Она просто… предложила более выгодный вариант. Сказала бабушке, что так будет надёжнее. Что квартиру могут отнять мошенники.
— И бабушка поверила?
— Она была уже слабая. Плохо соображала. Мама сказала, что это для твоей же пользы.
Мария горько рассмеялась.
— Для моей пользы? Антон, ты хоть сам слышишь, что говоришь? Твоя мать обманула больную старушку, чтобы получить контроль над наследством!
— Но квартира же достанется тебе! Просто нужно потерпеть пять лет.
— Потерпеть? — Мария встала, её голос дрожал от гнева. — Ты предлагаешь мне терпеть издевательства твоей матери пять лет? Стать её рабыней за право на собственное наследство?
— Не преувеличивай…
— Я преувеличиваю? Напомнить, как она заставляла меня перемывать всю квартиру, потому что я «неправильно» протёрла пыль? Как выбрасывала мою еду, потому что она «неполезная»? Как читала наши личные переписки?
Антон молчал. Он помнил всё это, но привык не замечать. С детства мать внушила ему, что её поведение нормально, что она просто заботится о нём.
— Знаешь что? — Мария подошла к шкафу и начала доставать вещи. — Я не буду участвовать в этом фарсе.
— Собираю вещи. Поеду к родителям. Мне нужно время подумать.
— Маша, не уезжай. Мы что-нибудь придумаем.
— Что мы придумаем, Антон? Ты не можешь сказать матери «нет» даже в мелочах. Как ты собираешься защищать меня следующие пять лет?
Она положила в сумку самое необходимое. Антон стоял в дверях, не решаясь ни остановить её, ни отойти.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
