Воздух в гостиной был неподвижным и теплым, наполненным тихим гулом телевизора, который работал скорее для фона, чем для кого-либо конкретно. Лина перебирала каналы одним и тем же механическим движением пальца на пульте, не вглядываясь в мелькающие изображения. Это был ее способ создать невидимый барьер, щит от мира за стенами дома и от того, кто скоро должен был войти в дверь.
— Хорошо, я позвоню тебе позже. Отец приехал, — ее голос прозвучал торопливо, почти сдавленно, когда за окном послышался знакомый скрип шин о гравий подъездной дорожки. Она бросила телефон на диван, будто он вдруг стал обжигающе горячим.
Ей недавно исполнилось восемнадцать, целая жизнь, как ей казалось, лежала перед ней, сияющая и полная обещаний. Но в этом сияющем будущем не было места для ее отца, Виктора, человека, чья жизнь была навсегда связана с темнотой и пылью угольных забоев. Мысль о том, чтобы он появился на ее выпускном, среди нарядных, пахнущих дорогим парфюмом семей ее друзей, заставляла ее сжиматься внутри от смущения. Она представляла, как все обернутся, увидят его навсегда впавшие усталые глаза, руки, отмытые до дыр, но все равно хранящие следы его труда, услышат его тихий, немного хриплый голос.
Дверь открылась с тихим скрипом, впуская в комнату длинную тень от заходящего солнца. На пороге стоял Виктор. Его фигура на мгновение заслонила свет, а затем он вошел, и Лина, не оборачиваясь, почувствовала его присутствие — знакомое, тяжелое, как запах старой земли и угля.
— Привет, дорогая! — его голос пытался быть бодрым, но в нем слышалась усталость долгого дня. — Смотри, что я тебе принес.
Лина медленно, с неохотной вежливостью повернула голову. Он стоял, держа в руках аккуратный сверток, завернутый в простую, но чистую бумагу. Его лицо освещала робкая, почти застенчивая улыбка, которая всегда появлялась, когда он хотел ее порадовать. В ответ ее собственное лицо оставалось неподвижным, маской равнодушия, которую она оттачивала все эти месяцы. Она не хотела, чтобы он прикасался к ее вещам, к ее миру, который она так тщательно выстраивала вдали от него.
Виктор все понял без слов. Он всегда понимал. С тех пор как они остались одни, он научился читать тишину между ними, как другую книгу. Он мягко опустил сверток на край стола, будто боясь нарушить хрупкое равновесие в комнате.
— Надеюсь, тебе понравится, — произнес он тихо и так же тихо развернулся, чтобы выйти, оставив ее наедине с подарком и с ее чувствами.
Когда его шаги затихли в коридоре, Любовь подошла к столу. Пальцы ее скользнули по упаковке, разрывая бумагу с странным чувством вины и любопытства. И тогда она увидела его. Платье. Оно было из самого нежного бархата цвета ночной сирени, и на нем причудливой серебряной нитью была вышита виноградная лоза, чьи листья и гроздья переплетались в изысканном танце. Это было прекрасно. Это было слишком прекрасно для такого, как он. И тогда ее взгляд упал на дно коробки, где лежал еще один, меньший по размеру, предмет.
