Елизавета сидела на кухне и методично натирала яблоко ножом, хотя вообще-то собиралась его есть. Просто рука сама резала тонкие, почти прозрачные дольки, а мысли летали где-то в стороне, как вечно опаздывающий электричка — вроде бы уже должна прибыть, а всё никак. За окном уныло моросил дождь, капли по подоконнику стучали так, будто кто-то барабанил пальцами — «ну что, ну когда уже?».
— Лиз, — голос Михаила донёсся из комнаты, — а где мой ремень? — В шкафу, где всегда, — устало бросила она. — Если ты ещё не понял за семь лет, где твои вещи, то я уже ничем не помогу.
Он вяло появился в дверях кухни: футболка с вытянутым воротом, штаны, больше похожие на домашние, чем на рабочие. Смотрелся он сейчас как подросток, которого выгнали за двойку, только подростку простительно, а мужчине тридцати пяти — уже не очень.
— Ты злая стала, — пожал он плечами. — Совсем не то, что раньше.
Лиза фыркнула. Раньше… Раньше она четыре года подряд тащила ипотеку на своих плечах, брала подработки, экономила на отпуске, на себе, даже на еде, если честно. Михаил же успел сменить три работы, и на последней его уволили «по сокращению», хотя Лиза знала: дело было в его характере. Не держится он нигде, не любит подчиняться, зато обожает жаловаться на несправедливость мира.

— Я не злая, я уставшая, — сказала она и вгрызлась в яблочную дольку. — Это разные вещи.
Михаил уже хотел что-то сказать, но его перебил звонок в дверь. Звонок был короткий, уверенный, такой, как умеет нажимать только один человек в мире — его мать.
— О, мама пришла, — оживился он и рванул в прихожую.
Лиза машинально подтянула на коленях домашние спортивные штаны и поправила волосы. Она давно заметила: каждый визит свекрови превращается в экзамен. И неважно, что ты сделала — экзамен всё равно провален.
В дверях возникла Наталья Игоревна — стройная, несмотря на шестьдесят, с вечной причёской «как в парикмахерской» и сумкой, будто она шла не в гости к сыну, а на приём в областную думу.
— Ну что, мои родные, как вы тут? — произнесла она с тем самым тоном, где за вежливостью всегда прячется лёгкий презрительный привкус.
— Привет, мам, — заулыбался Михаил, подставляя щёку. — Проходи.
Она прошла, оглядела квартиру так, словно впервые видит её: стены, мебель, кухонный гарнитур. Взгляд у неё был внимательный, хозяйский.
— Ага… Ну, не так уж плохо, — подвела она итог. — Только вот шторы надо сменить, конечно. Эти дешёвые, серые… Сразу всё удешевляют.
Лиза почувствовала, как у неё внутри что-то дрогнуло. Эти шторы она выбирала сама, три месяца откладывала деньги, чтобы купить нормальные, не с рынка. Для неё они были символом того, что квартира наконец-то обустраивается.
— Мне нравятся, — сухо ответила она.
Наталья Игоревна прищурилась: — Ну, если тебе… Но, знаешь ли, я ведь деньги сюда вложила. Всё-таки имею право сказать.








