— То есть мы отдадим все наши накопления. Потом ещё влезем в долги. И только через год, может быть, что-то вернём?
Она встала, подошла к окну. За стеклом шёл дождь. Серый, унылый ноябрьский день.
— Подаём, — сказала она, не оборачиваясь. — Сегодня же.
Миша молчал несколько секунд.
— Хорошо, — выдавил он наконец. — Подаём.
Юрист кивнул, достал бланки.
Они выходили из конторы уже вечером. Документы были готовы, завтра их подадут в суд. Алиса шла молча, глядя под ноги. Миша вдруг остановился, взял её за руку.
— Прости, — сказал он тихо.
— За мать. За то, что я такой слабый. За то, что не смог ей отказать.
Алиса посмотрела на него. В глазах его стояли слёзы.
— Ты не виноват, — она сжала его ладонь. — Она тебя использовала. Манипулировала. Это не твоя вина.
— Но я же взрослый человек! Должен был понимать!
— Миша, — Алиса остановилась, повернулась к нему. — Она твоя мать. Ты ей доверял. Это нормально. Ненормально — это то, что она сделала.
Он кивнул, вытер глаза.
— Просто мне так тяжело. Она же одна вырастила нас с Олегом. Отец ушёл, когда мы маленькие были. Она работала, не спала ночами…
— Знаю. И это здорово, что она вас вырастила. Но это не даёт ей права разорять вас сейчас.
Они дошли до машины. Сели. Миша долго не заводил мотор.
— Думаешь, она когда-нибудь простит? — спросил он.
— Не знаю. Может быть. А может, нет.
— Нет, — сказала она честно. — Не прощу. Она украла у нас шесть лет жизни. Шесть лет накоплений. Нашу мечту о своём доме. Это не прощается.
Миша кивнул. Завёл машину.
Дома Алисе позвонила Вера.
— Молодец. Правильно сделала.
— Не знаю, — Алиса опустилась на диван. — Миша весь вечер как потерянный ходит.
— Ему тяжело. Но это правильное решение. Поверь мне.
На следующий день, когда Алиса была на работе, ей позвонил незнакомый номер.
— Алиса? — голос был мужской, неприятный. — Это агентство по взысканию задолженности. Вы поручитель по кредиту Литвинчук Анны Александровны?
— У вас образовалась задолженность по платежам. Шестьдесят семь тысяч рублей. Требуем погасить в течение трёх дней. Иначе начнём судебное взыскание.
— Я… мы уже подали иск на Анну Александровну…
— Это ваши проблемы. Вы поручитель — значит, обязаны платить. Три дня. После этого передаём дело в суд и приставам.
Он отключился. Алиса сидела, сжимая телефон. Шестьдесят семь тысяч. У них нет таких денег. Если снять со счёта, останется чуть больше ста тысяч. А ведь есть ещё другие кредиты…
Вечером она всё рассказала Мише. Тот побледнел.
— Платить. Другого выхода нет.
— Но у нас не хватит на все кредиты!
— Знаю, — Алиса открыла ноутбук, стала считать. — Если заплатить по этому кредиту, у нас останется сто пятнадцать тысяч. Но через месяц придётся платить по другим. Минимум тридцать тысяч. Потом ещё. И ещё.
— То есть через три-четыре месяца мы останемся вообще без денег?
— Да. И ещё влезем в долги.
Миша схватился за голову.
— Это реальность, — Алиса закрыла ноутбук. — Твоя мать нас разорила. Окончательно и бесповоротно.
Она не плакала. Просто сидела, глядя в стену. Миша подошёл, обнял её.
— Прости, — шептал он. — Прости, прости, прости…
Алиса не ответила. У неё больше не было сил.
Прошло три недели. Иск был подан и принят судом. Слушание назначили на начало декабря. Анна Александровна узнала об этом и устроила истерику по телефону — звонила Мише, кричала, плакала, обвиняла в предательстве.
Миша слушал молча, потом просто отключил телефон.
Олег тоже получил звонки от матери. Тоже отключился. Братья встретились в кафе, поговорили. Олег был настроен жёстко:
— Пока не продаст квартиру и не вернёт деньги, я с ней общаться не буду.
— Продаст. Когда приставы придут, продаст.
Миша кивнул. Он осунулся за эти недели, похудел. Алиса видела, как он мучается, но молчала. Поддерживать его она больше не могла — у самой сил не оставалось.
Однажды вечером, когда они сидели дома, Мише пришло сообщение от матери:
«Нашла покупателя на квартиру. Согласен дать три миллиона двести. После продажи рассчитаюсь с банками. Потом куплю однокомнатную на окраине. Но знай — ты и твоя жена для меня больше не существуете. Особенно она».
Миша показал сообщение Алисе. Она прочитала, медленно выдохнула.
— Она продаёт. Это главное.
— Да. Но она нас ненавидит.
Миша откинулся на спинку дивана, закрыл глаза.
— Мне так плохо, Лис. Она же моя мать…
— И моя свекровь. И человек, который нас ограбил.
— Понимаю. Но всё равно больно.
Алиса подошла, села рядом, взяла его за руку.
— Мне тоже больно. Я не хотела так. Правда. Но у нас не было выбора.
— Она никогда не простит.
Они сидели молча. За окном шёл снег — первый в этом году. Крупные хлопья медленно опускались на землю, застилая улицу белым покровом.
— Что дальше? — спросил Миша.
— Дальше ждём, когда она продаст квартиру. Когда рассчитается с банками. Когда суд вынесет решение о возврате наших денег.
— Это же месяцы. Может, год.
— Да. Но хотя бы есть надежда.
Миша кивнул. Потом вдруг спросил:
— А ты? Ты меня не бросишь?
Алиса посмотрела на него удивлённо.
— Ну… столько проблем из-за меня…
— Не из-за тебя. Из-за твоей матери.
— И мой муж, — Алиса сжала его руку сильнее. — Мы справимся. Вдвоём.
Он обнял её, прижал к себе. Они сидели так долго, слушая тишину квартиры.
Через месяц пришло уведомление о продаже квартиры свекрови. Покупатель внёс задаток, сделку назначили на конец января. Анна Александровна переехала к какой-то подруге — Мише и Олегу она не звонила, адрес не сообщала.
Алиса восприняла это спокойно. Даже с облегчением — хотя бы не будет звонков, упрёков, истерик.
Однажды вечером, уже в середине декабря, она сидела на кухне, пересчитывая их оставшиеся деньги. Сто сорок две тысячи рублей. Это всё, что у них осталось от мечты о собственной квартире. Пришлось заплатить ещё одну просрочку и отдать юристу гонорар.
До их цели — триста восемьдесят тысяч — теперь казалось бесконечно далеко.
Миша зашёл на кухню, сел напротив.
— Знаешь, я тут подумал… Когда мама вернёт деньги, мы сможем снова начать копить.
— Вернёт. Суд же обяжет.
— Суд — это одно. А исполнение решения — другое.
— Всё равно, — Миша взял её руку. — Мы справимся. Правда.
Алиса посмотрела на него. Он похудел, осунулся, появились морщинки у глаз. Но взгляд был твёрдым.
— Больше никаких кредитов для твоей матери, — сказала она тихо. — Договорились?
— И никаких поручительств.
Она кивнула, снова посмотрела на цифры в блокноте. Сто сорок две тысячи. Жалкие остатки шестилетних накоплений.
— Думаешь, у нас когда-нибудь будет своя квартира? — спросила она вдруг.
— Будет. Обязательно будет.
За окном падал снег. В квартире было тихо и тепло. Алиса закрыла блокнот, отодвинула его в сторону.
— Ладно, — сказала она. — Хватит считать. Пойдём спать.
Они встали, пошли в спальню. Миша выключил свет на кухне. В темноте цифры в блокноте казались не такими страшными.
А может, просто Алиса уже не боялась. Она злилась, расстраивалась, переживала — но не боялась. Потому что знала: худшее позади. Свекровь продаёт квартиру. Кредиты будут погашены. Суд вынесет решение.
И впервые за полгода она чувствовала, что контролирует ситуацию. Что это их жизнь — её и Миши. А не Анны Александровны с её бесконечными долгами и манипуляциями.
Война со свекровью не закончилась — впереди были суд, разбирательства, возможно, годы молчания. Но Алиса знала одно точно: её семья — это она и Миша. И они справятся. Обязательно справятся.
Пусть даже для этого потребуется ещё несколько лет.
Она легла в кровать, прижалась к мужу. Тот обнял её, поцеловал в макушку.
— Спасибо, что ты есть, — прошептал он.
Они лежали в темноте, слушая тишину. Где-то далеко завыла сирена. Потом снова стало тихо.
Алиса закрыла глаза. Завтра будет новый день. Новые счета, новые проблемы, новые переживания. Но это будет их жизнь. Без свекрови. Без её долгов. Без манипуляций.
И этого было достаточно, чтобы заснуть спокойно.
