Но с другой стороны, разве нормально требовать от отца отказаться от собственного ребенка? Даже если этому ребенку двадцать три года? И не лежит ли вина на нем самом — за то, что все эти годы он позволял Ларисе думать, что его прежняя семья никогда не потревожит их идиллию?
Вечером Алина сидела на кухне, доделывая проект для университета, когда вошла Лариса. Повисла неловкая пауза. После вчерашнего скандала они еще не разговаривали, и Алина уже приготовилась к новой порции колкостей и упреков.
«Чай будешь?» — неожиданно спросила Лариса, доставая чашки из шкафа.
«Да, спасибо», — удивленно ответила Алина, украдкой разглядывая мачеху.
Лариса выглядела уставшей. Без привычного макияжа и с собранными в простой хвост волосами она казалась старше, но в то же время более человечной. Даже ее движения, обычно резкие и нервные, сейчас были медленными, почти задумчивыми.
Лариса поставила чайник и села напротив падчерицы, сложив руки на столе. Алина заметила, что ее идеальный маникюр был испорчен — несколько ногтей обломаны, словно женщина грызла их от нервов.
«Послушай, Алина. Я знаю, что веду себя не лучшим образом. Но ты должна понять — для меня это сложно», — Лариса говорила тихо, глядя куда-то мимо девушки.
Алина осторожно закрыла ноутбук, не веря своим ушам. Это было больше похоже на начало извинения, чем на очередную атаку.
«Я понимаю. Правда. И я правда скоро съеду», — она старалась говорить мягко, не провоцируя новый конфликт.
«Дело не в этом. Дело в твоем отце», — Лариса вздохнула, и на мгновение Алине показалось, что в глазах мачехи блеснули слезы. «Когда мы познакомились, он казался таким… свободным. Его брак давно распался, дочь почти взрослая. Мне казалось, что у нас будет чистый лист, новая жизнь. Без прошлого».
«Но от прошлого невозможно избавиться», — тихо заметила Алина, пораженная этой внезапной откровенностью. «Оно всегда с нами».
«Я знаю. Но можно было хотя бы… держать его на расстоянии», — Лариса встала, чтобы заварить чай. В ее движениях чувствовалась нервозность, словно она сама не понимала, почему вдруг решила открыться перед падчерицей. «Понимаешь, я всегда мечтала о своей собственной семье. О муже, который будет только моим. О детях, которые будут только нашими. А с твоим отцом все сложно. У него уже была семья, о которой он вспоминает с теплотой. У него есть дочь, которую он любит. И ты всегда будешь напоминанием о том, что я — не первая и не единственная женщина в его жизни».
Алина молчала, не зная, что ответить на эту внезапную откровенность. Её поразило то, с какой болью и уязвимостью говорила обычно такая холодная и сдержанная Лариса.
«Когда я была маленькой, у меня не было отца», — продолжила Лариса, ставя на стол две дымящиеся чашки. «Он ушел от мамы, когда мне было три года. И знаешь, что самое ужасное? Он создал новую семью, у него родились другие дети, и он любил их. А про меня забыл. Словно меня никогда и не было. Я всегда была «той дочерью, от первого брака»… И я поклялась себе, что никогда не буду второй, запасной, необязательной. Что создам свою семью, где буду центром, а не приложением».
«Извини, я не должна была этого говорить», — Лариса поставила перед ней чашку с чаем, словно опомнившись. «Забудь».
«Нет, я понимаю», — после паузы сказала Алина, внезапно увидев ситуацию совсем другими глазами. «Но знаете, отец действительно любит вас. Он изменился с вами. Стал счастливее».
Лариса слабо улыбнулась, и в этой улыбке было что-то очень искреннее, почти детское:
«Да. Я рада за вас обоих. И не хочу создавать проблемы».
«Спасибо», — Лариса помолчала, затем добавила с неожиданной честностью: «Но все равно, я буду рада, когда ты съедешь. Ничего личного».
Странным образом, эта грубоватая откровенность не обидела Алину. Впервые за все время их знакомства она увидела в Ларисе не злую мачеху, а обычную женщину со своими страхами и комплексами. Женщину, которая любит ее отца и боится потерять его, которая сама когда-то была брошенной дочерью.
День переезда Алины выдался дождливым. Михаил помог дочери отнести вещи до такси, они крепко обнялись на прощание. Дождь барабанил по зонту, и капли стекали по лицу Алины, смешиваясь со слезами.
«Звони чаще, доченька. И приезжай в гости», — Михаил крепко обнимал дочь, не желая отпускать.
«Конечно, пап», — Алина улыбнулась, но ее глаза оставались грустными. «Только, может, без Ларисы? Просто мы с тобой».
Михаил кивнул, понимая, что это разумная просьба. Хотя после того разговора на кухне, о котором рассказала ему Алина, он надеялся, что лед между его женой и дочерью начал таять.
«Я позвоню, как доберусь», — пообещала Алина, садясь в такси. «И не волнуйся, девчонки нормальные, мы поладим».
«Я знаю, малышка. Ты у меня умница», — Михаил стоял под дождем, глядя вслед уезжающей машине, и странное чувство потери охватило его. Словно он снова упустил что-то важное, снова не сумел удержать рядом свою дочь.
Когда он вернулся в квартиру, Лариса сидела в гостиной, листая журнал. На коленях у нее лежал раскрытый ежедневник с какими-то записями.
«Уехала?» — спросила она, не поднимая взгляд.
«Да», — Михаил сел напротив. «Лара, нам нужно поговорить».
«О чем?» — она отложила журнал, и он заметил, как напряглись ее плечи.
«О нас. О нашем браке. О том, что я не могу и не хочу выбирать между тобой и дочерью».
Лариса смотрела на него долгим, изучающим взглядом, словно видела впервые:
«Я не прошу тебя выбирать, Миша. Я просто хочу, чтобы ты понял — мне тяжело делить тебя с твоим прошлым».
«Но Алина — не прошлое. Она мой ребенок, часть меня», — Михаил подался вперед, пытаясь донести до жены то, что считал очевидным.
«Я знаю. И пытаюсь с этим смириться. Но иногда… иногда мне кажется, что твое сердце всегда будет разделено. Между мной и… ими».
В ее голосе звучала боль, которая задела Михаила до глубины души. Он никогда не думал, что Лариса может чувствовать себя неуверенно, что она, такая сильная и самодостаточная, может ревновать его к прошлому.
«Любовь не делится, Лара. Она только множится. То, что я люблю Алину, не означает, что я меньше люблю тебя».
«Красивые слова», — горько усмехнулась Лариса. «Но ты не видишь, как меняешься, когда речь заходит о ней или о Кате. Как будто уходишь в другой мир, куда мне нет доступа».
Михаил задумался. Может быть, в словах Ларисы есть доля правды? Может, он действительно неосознанно отдаляется, когда вспоминает о прошлом? Ведь двадцать лет брака с Катей, рождение и воспитание дочери — это огромная часть его жизни, которой он не может и не хочет делиться с нынешней женой.
«Я не хочу потерять тебя, Лара», — наконец сказал он, протягивая руку через стол. «Но я также не хочу потерять дочь. Снова».
«Я знаю», — Лариса встала и подошла к окну. Дождь усилился, барабаня по стеклу, создавая причудливые узоры из струек воды. «И я не знаю, есть ли у этой ситуации хорошее решение. Может быть, нам просто нужно время. Чтобы привыкнуть, приспособиться».
«Да, время», — эхом откликнулся Михаил, но в глубине души сомневался, что время может излечить эту рану.
Они стояли у окна, глядя на дождь, каждый погруженный в свои мысли. Между ними словно пролегла невидимая граница — не совсем пропасть, но уже и не твердая земля. Шаткий мост над бушующей рекой обид, недопонимания и несовпадающих ожиданий.
И никто из них не знал, хватит ли сил и желания удержать этот мост от разрушения.
Лариса прислонилась к стеклу, ее дыхание оставляло след на прохладной поверхности. Она думала о том, сможет ли когда-нибудь принять прошлое мужа и ту его часть, которая навсегда связана с другой женщиной и другой жизнью. Сможет ли она когда-нибудь увидеть в Алине не конкурентку, а просто девушку, которой тоже нужна отцовская любовь и поддержка?
А Михаил смотрел на телефон, размышляя, стоит ли позвонить дочери и убедиться, что она благополучно добралась до новой квартиры. Или лучше подождать, не провоцировать новый виток напряжения?
Выбор, который он делал каждый день. Выбор без правильного ответа.
Телефон в его руке ожил, и Михаил увидел сообщение от Алины: «Приехала, все нормально. Девчонки классные. Спасибо, папа, за все.» К сообщению было прикреплено фото — улыбающаяся Алина в новой квартире с двумя незнакомыми девушками.
Он улыбнулся и показал телефон Ларисе. Она мельком взглянула на экран и отвернулась, но Михаил заметил, как чуть расслабились ее плечи.
— Теперь мы снова одни, — тихо сказала Лариса.
— Да, одни, — эхом откликнулся Михаил, не зная, радоваться ему или грустить.
Может быть, время действительно все расставит по местам. Может быть, он научится сохранять баланс между своим прошлым и настоящим. Может быть, Лариса сможет принять, что Алина — часть его жизни. А может, все повторится снова, при следующем кризисе, при следующей встрече с дочерью.
Михаил смотрел в окно на проливной дождь, и его отражение, наложенное на потоки воды, казалось размытым и нечетким — как и его будущее, зависшее между двумя мирами, между двумя женщинами, которых он не мог и не хотел потерять.