Анна посмотрела на него спокойно.
— Это ты всегда рядом с мамой. А со мной рядом — я сама. И мне этого достаточно.
Хлопнула дверь. Пауза. Вдох.
Она обернулась, прошла по квартире. Без звуков тапок, без запаха скумбрии, без чужих комментариев про плитку.
Вышла на балкон, вдохнула воздух. Над Бутово горели фонари, как сигналы: «Всё будет. По-другому. Но будет.»
Прошло две недели. Ровно четырнадцать дней тишины.
Анна спала в своё удовольствие, завтракала, как человек, а не как дежурный на подводной лодке. Вечерами она включала музыку, ходила в халате, заказывала доставку, и впервые за долгое время никто не шептал за спиной: «О, хозяйка пришла…»
Работа спорилась. Телефон не разрывался от звонков Павла. Один раз звонил Артём — поздравил с прошедшим праздником, сказал, что скучает. Анна ответила тепло. Но кратко.
Она училась жить заново. Без компромиссов. Без вечной оглядки на чужую маму. Без этого… бессрочного семейного шантажа.
Было воскресенье. Анна вышла в аптеку за пластырем — натёрла ногу в новых кроссовках. Стояла у витрины и выбирала, когда услышала:
Она обернулась. Павел. Без мамы. В поношенной куртке и с пакетом, из которого торчал лук-порей. Господи, с кем он теперь живёт, что они покупают порей?
— Привет, — коротко кивнула она.
— Я был у тебя. Несколько раз. Звонил.
— Не открыла, не ответила. Это знак, Паш.
Он сглотнул. — Я ушёл от мамы.
— Поздравляю. Сколько тебе лет? Сорок один? Ну хоть не под дверью ночевал, как в прошлый раз.
— Ты не понимаешь. Я ушёл. Совсем. И я… понял, что ты была права.
— Ах, я была права! — с нажимом переспросила Анна. — Это, наверное, как грамоту вручить после обстрела. Спасибо, конечно. Только у меня тут всё спокойно. Без криков, без «Анна, ты нас разлучаешь!», без подозрений, что я хочу отжать у ребёнка будущее.
Он подошёл ближе. Пахло дорогим кофе. Видимо, пил по дороге — ему всегда казалось, что от него несёт скукой, и он пытался перебить это чем угодно.
— Ань, я не могу без тебя. Мне плохо. Мама теперь говорит, что я дурак. Что я предал семью.
— А ты? — холодно спросила она. — А ты что думаешь?
Он помолчал. Потом выдохнул.
— Думаю, что ты — семья. А мама — манипулятор. И я это понял слишком поздно. Но я готов всё исправить.
— Исправить? И как ты себе это представляешь? Вернёшься? С чем? С прошением? С извинениями за каждый скандал, за каждый раз, когда ты молчал, когда меня сжирали заживо?
— Вот именно! — резко перебила она. — Ты никогда не знал как. Как защитить, как выбрать, как сказать правду. Ты всегда был между. А я хочу, чтобы рядом. Или никак.
— Я могу быть рядом. По-настоящему. Я взрослый. Я учусь. Я понял…
— Стоп, Паш. Ты понял, когда остался один.
Анна сделала шаг назад. Смотрела прямо, без злости, но и без нежности. Просто как взрослый человек смотрит на другого взрослого, который опоздал.
— Послушай. У меня скоро сделка в Сочи. Я лечу туда. Там — новая квартира. Там — тишина, солнце и… пустые стены. Но без давления. Без шёпота за спиной. Без твоей мамы, которая считает мою жизнь инвестиционным проектом для внука.
— Я не о ней. Я о нас.
— А нас нет, Павел. Было. Было… да сплыло. Ты хороший. Но не для меня.
Он стоял, как побитый ученик. Молчал. Только моргал часто. И вдруг выдохнул:
— Я буду ждать. Если передумаешь…
Анна не ответила. Она просто ушла. Спокойно. Уверенно. Лёгкой походкой человека, который наконец-то вынес из жизни всё лишнее.
Сочи встретил солнцем и ароматом кофе. Новая квартира — пустая, белая, с окнами в парк. Анна поставила коробку на пол. Вдохнула.
Она здесь не временно. Она — дома.
Телефон вибрировал. СМС от Павла: «Прости, что не смог. Спасибо, что была.»
Анна улыбнулась. Ответила: «Прощаю. Но назад — нет. Никогда.»
