Анна присела к столу. Посмотрела на него. Глубоко, внимательно, с каким-то усталым уважением, будто перед ней сидел не Павел, а третий сезон «Доктора Хауса», который уже не тянет, но бросить жалко.
— А ты сам-то чего хочешь, Паша? Не как сын. Не как отец. А как муж. Ты вообще ещё мой муж или уже агент риэлторской мафии?
Он задумался. Но не над смыслом вопроса — над формулировкой.
— Мне просто хочется, чтобы все были счастливы.
— Отлично. Тогда пусть счастливо живёт с вами мама, а я посчастливлю кого-нибудь другого.
— На грани. И я тебе скажу больше: мне на прошлой неделе звонил нотариус.
— Умер дед мой, дальний. В Сочи у него была квартира. По завещанию — мне. Ты понимаешь, как это смешно? У меня тут война за трёшку в Бутово, а на юге — свободная двушка с балконом и видом на море.
Анна поставила чашку на блюдце с таким звуком, что Артём вздрогнул.
— Я ещё думаю. Но уже интересно, правда? Там — юг, свобода и я. А здесь — вы, коммуналка и наследники, которые ещё даже таблицу умножения не знают, но уже претендуют на квадратные метры.
Вторник. Возвращение мамы
Галина Сергеевна появилась, как ни в чём не бывало. Даже в пакете из «Пятёрочки» несла гостинцы — мандаринки, копчёную скумбрию и… нотариальную папку.
— Ты чё, собралась завещание писать? — не выдержала Анна.
— А что? — спокойно ответила свекровь. — Я, между прочим, ответственная женщина. И если, не дай бог, что случится, Павлик и Артём должны быть защищены.
— Прекрасно. Только вы не забыли, что они уже защищены — моим ремонтом, моей квартирой и моей ипотекой, которую я досрочно выплатила ещё до того, как вы сюда вселились?
Павел встал между ними. Как посредник на переговорах в ООН, но без галстука.
— Девочки, пожалуйста, хватит.
— Девочка у тебя в садике, — отрезала Анна. — А я — женщина, которая вложила в этот дом всё. А теперь меня хотят выставить, как некрасивую мебель. Сначала твоя мама, потом, может, ещё и внук подаст в суд?
— Не перегибай, — тихо сказал Павел.
— Перегибать — это когда тёща лезет в борщ. А когда свекровь лезет в собственность — это уже уголовная перспектива.
— Да кому ты нужна, Анна. Ты с работы не вылезаешь, с мужем постоянно ругаешься. Сама бы спасибо сказала, что Артём хоть немного тепла тебе дал. А Павлик с тобой только из жалости.
Пауза. Звенящая. Мёртвая тишина.
Анна улыбнулась. Медленно. Холодно. С выдохом, как хирург перед разрезом.
— Слушай внимательно, Галина Сергеевна. Ещё одно слово про жалость — и я лично вызову полицию, чтобы вас выпроводили отсюда, как незаконного жильца. Вы не прописаны. Вы не платите. Вы не хозяйка.
— Ты же сама впустила!
— Впустить — не значит оставить навсегда. Я думала, вы человек. А вы — мина замедленного действия.
— Хватит. Я… я съеду. Вместе с мамой и Артёмом.
Анна посмотрела на него с тем же лицом, с каким смотрят на дырку в носке на важном собеседовании.
— Да. Ты права. Это твоя квартира. А мы… лишние.
Она долго молчала. Потом кивнула.
— Иди. Только без пафоса. Не надо из себя героя лепить. Герои за своих женщин стоят. А не пакуют чемоданы к маме.
Чемодан гремел колёсами по паркету. Анна стояла у окна, пила чай. Артём подошёл несмело.
— Тётя Аня… вы не сердитесь?
Она обернулась. И впервые за две недели — улыбнулась искренне.
— Нет, Артём. Это не твоя вина. Ты хороший мальчик. Просто взрослые иногда делают глупости. Особенно, когда думают, что всё знают лучше всех.
Он кивнул. Потом сказал:
— Мне будет вас не хватать. У вас чай вкусный. И квартира тёплая.
— А тебе — хорошего пути. И запомни: жильё — это важно. Но ещё важнее — с кем ты в нём живёшь.
Павел вышел последним. Стоял в коридоре, мял кепку в руках.
— Если передумаешь… я всегда рядом.
