— Ты не поверишь, но у неё даже носки с моими цветами! — вскинулась Виктория, опуская телефон на стол, как будто это был кусок мыла, которым только что мыли ноги в общественной бане.
Света, подруга с работы, не растерялась:
— Какие — в смысле твои?
— Ну… в сине-белую полоску. Я такие ношу по пятницам. Ты не замечала?
— Конечно, Вика, каждый день мониторю твой носочный стиль. Подожди, ты про кого опять?
Виктория резко выдохнула и закатила глаза.
— Про Ирину. Золовку мою. Она и стиль тянет, и зарплату. Только стиль — через глаза, а зарплату — через Сбер.
— И всё это под крышу Ольги Сергеевны?
— Ага. В мою, между прочим, крышу. Я её ещё восемь лет назад перекрыла. Сама платила. Тогда «семейный бюджет» вдруг сломался, и у всех резко обнаружились аллергии на банки и кредиты.
Даже по телефону было слышно, как Света вздыхает.
— Ну и как там в твоей летней резиденции?
— Как в колонии общего режима. Подъём в шесть, огород до одиннадцати, потом обед — который я готовлю, кстати — и снова трудотерапия. И на всём этом фоне — вечные разговоры о том, как «всё держится на семейных женщинах».
— А ты, значит, не женщина?
— Я, видимо, киборг с удалённой работой и карточкой, которая плюёт деньги.
Дача, оставшаяся ещё от деда Алексея, была расположена «в живописном месте» — это значит, что туда ехать два часа, если повезёт. За восемь лет Виктория успела отремонтировать дом, переделать санузел, утеплить веранду, оплатить септик, и — это её личный фаворит — купить газонокосилку, которую трогала только она. Ни Алексей, ни его мама, ни, тем более, Ирина — к ней не подходили. Газонокосилка была символом.
— Викусь, ты не можешь с утра сбегать в «Пятёрочку»? — голос Ольги Сергеевны, звонкий и вкрадчивый, раздался из кухни. — У нас кончилась мука. Я хотела блинов напечь. Алексей так любит с творожком…
— Я работаю, — не оборачиваясь, ответила Виктория, печатая в ноутбук. — У меня вон встреча через десять минут.
— Ну ты ж дома, — сладко протянула свекровь. — В смысле, здесь же. Удобно. И пешком недалеко.
Да, удобно, особенно когда твой сын лежит на диване и выбирает между пивом и пивом, подумала Виктория, но вслух сказала другое:
— Пусть Ирина сбегает. Она вчера картошку не полола, кстати.
— Ирина — гостья. Она ж из Москвы.
— А я из Дубая? Или у меня прописка «карта Сбербанка»?
Ольга Сергеевна сделала вид, что не слышит. Как она это умела — просто мастер.
В тот же вечер был «семейный совет». Смотрелся он как пьеса по Чехову, только с хуже подобранными актёрами. Все сидели на веранде — Ольга Сергеевна с платочком, Ирина с маникюром, Алексей с пивом, а Виктория — с лицом, на котором уже давно не было макияжа, зато прекрасно проступало раздражение.
— Викусь, давай честно, — начала Ирина, играя ногтем по банке «Pepsi Zero». — Мы тут все на расслабоне, у нас отпуск. А ты как бы всё время в компьютере. Неужели тебе не хочется… ну, отдохнуть?
— Мне бы хотелось отдохнуть. Особенно — от этого театра.
Алексей поднял глаза, морщась:
— Опять ты начинаешь. Мы же просто хотим, чтобы всем было комфортно.
— Комфортно? — Виктория резко поставила кружку на стол. — Мне? КОМФОРТНО? Когда я в семь утра иду копать грядки, потом кормлю вас всех, оплачиваю бензин, интернет, «удобства для семьи» — и при этом слушаю, как я всех тут напрягаю?
— Ну ты же зарабатываешь… — неуверенно сказал Алексей.
— А ты — нет. И это никого, похоже, не тревожит!
Молчание повисло плотное, как сырники Ольги Сергеевны. Потом она, конечно, взяла слово:
— Виктория, мы семья. В семье всё общее. Ты просто… чуть успешнее. Мы гордимся тобой. Но у всех бывают трудные времена.
— Уже восемь лет? Трудные времена? Как удобно!
