— Нет. Не стыдно. Потому что уважение — это не когда ты бессловесно соглашаешься. А когда уважают тебя — твои границы, твой труд, твои решения.
Он вздохнул, уткнувшись в пульт:
— Папе правда неудобно ездить на автобусе… — Да пусть ему неудобно! Мне тоже неудобно, когда его жена присылает мне советы, как надо вести себя в браке! Где граница, Влад? Где точка, где ты встаёшь и говоришь: «Мама, стоп»?
— Я просто не хочу скандалов. — А я не хочу быть жертвой, чтобы у вас был мир.
На следующий день Кристина вышла из салона с документами на новую машину. Черная, сверкающая, на коже, с панорамной крышей. Цена — как двухкомнатная квартира в их родном районе.
Менеджер в салоне провожал её взглядом восхищения.
— Вы не бизнесменша? — Почти, — усмехнулась она. — Просто однажды решила, что больше никогда не поеду на метро, чтобы угодить чужим ожиданиям.
Влад стоял у окна, когда она вечером припарковалась у дома.
— Это что ещё за зверь? — растерянно спросил он. — Это называется «последняя капля», — спокойно ответила Кристина, захлопывая дверь машины. — Влад, я хочу знать: ты со мной, или ты мальчик на побегушках у своих родителей?
Он молчал. Она ждала.
— Ну ты же понимаешь… — начал он.
— Нет, Влад. Всё, что я понимаю, — это то, что компромисс — это когда ты хотя бы пытаешься быть со мной заодно. А ты — против.
И она пошла в дом, оставив его на асфальте, среди тёплого летнего вечера, с его тёплой, но нерешительной семейной любовью.
В ту ночь она впервые не услышала от него «спокойной ночи».
И впервые поняла: если человек молчит, когда тебя обижают — он не за тебя.
Телефон молчал третий день. Кристина удивлялась, как быстро в её жизни стало… спокойно. Нет тупого пиликания от «мамы Влада» в WhatsApp. Нет вечернего нытья про «может, съездим к родителям?» и утренних прелюдий в духе: «Только не заводи с ними тему про машину».
Было только утреннее солнце, черный блеск Audi под окнами и тишина.
Очень звонкая тишина.
Она ждала. Потому что всё ещё любила. Потому что, как бы там ни было, восемь лет брака — это не кефир на акции, чтобы от него просто так отказаться.
Но вместо Влада в дверь позвонили они.
Анна Михайловна и Николай Петрович стояли с видом делегации из Общественного совета при Минкультуре. Одеты прилично, с собой — пакет из «Азбуки вкуса» и ту самую выраженность лица, когда человек идёт не мириться, а наводить порядок.
— Мы не собирались вмешиваться, — начала Анна Михайловна, как только вошли, — но раз уж ты так решила унизить нашего сына, придётся с тобой поговорить.
Кристина молчала. Смотрела на неё так, как смотрят на чужую собаку, случайно забежавшую в квартиру.
— Он не ел два дня, — сказала Анна. — Ты ему сердце разбила! Ради чего? Ради этой… тачки?
