Елена помнила те две недели иначе. Валентина Павловна действительно приезжала, но её «забота» выражалась в постоянных упрёках, что Елена не бережёт себя, неправильно питается и вообще слабенькая для жены её сына. Готовка сводилась к разогреву полуфабрикатов, а уборка — к перекладыванию вещей в места, где их потом невозможно было найти.
— Антон, давай обсудим это спокойно. Может, мы снимем твоей маме квартиру поблизости? Или поможем с ремонтом её дома?
— Обсуждать нечего, — отрезал он. — Я уже всё решил. Мама продаёт дом, деньги пойдут на наше общее будущее. Может, машину купим, или на отпуск отложим. А жить она будет с нами. И точка. Нотариус придёт завтра в три часа. Будь дома.
С этими словами он взял куртку и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Елена осталась сидеть на кухне, глядя в пустоту. Её мысли метались, как птицы в клетке. Она не могла поверить, что человек, которого она любила, с которым строила планы на будущее, так легко распоряжается её имуществом, её наследством, её памятью о бабушке.
Весь день она провела как в тумане. На работе коллеги заметили её состояние, но Елена отмахнулась, сославшись на головную боль. После обеда она отпросилась и поехала на кладбище.
Стоя у бабушкиной могилы, она тихо говорила с фотографией на памятнике. Бабушка смотрела на неё с лёгкой улыбкой, той самой, которую Елена помнила с детства.
— Что мне делать, бабуля? Ты всегда говорила, что женщина должна иметь свой угол, свою крепость. Что нельзя полностью зависеть от мужчины. А я сейчас… Я люблю его, правда люблю. Но то, что он требует… Это же предательство твоей памяти.
Ветер шелестел листьями старых берёз, и Елене показалось, что она слышит голос бабушки: «Не отдавай своё, милая. Никому и никогда. Это твоя защита, твоя свобода.»
Вечером Антон вернулся домой как ни в чём не бывало. Принёс цветы — три жёлтые розы, её любимые. Поцеловал в щёку, спросил про ужин. Елена молча накрыла на стол, и они ели в тишине, нарушаемой только звоном приборов.
— Лен, не дуйся, — наконец сказал он. — Я понимаю, тебе непривычно. Но мама — это семья. А семья должна держаться вместе. Ты же сама сирота, должна понимать, как это важно.
Удар был точным и болезненным. Елена вздрогнула. Да, она была сиротой. И именно поэтому так ценила то немногое, что у неё было. Именно поэтому не могла просто так отдать часть своей квартиры.
— Я не подпишу дарственную, — твёрдо сказала она.
Лицо Антона потемнело.
— То есть как это не подпишешь?
— Вот так. Не подпишу, и всё. Это моя квартира, купленная на мои деньги. Твоя мама может приезжать в гости сколько угодно, но совладелицей она не станет.
— Ах, твоя квартира! — взорвался Антон. — А когда я полгода без работы сидел, на чьи деньги мы жили? На мои накопления! А когда твоей подруге на свадьбу подарок покупали, кто платил? Я! А отпуск в Турции? Тоже я оплатил! Но квартира, видите ли, только твоя!
Елена могла бы напомнить, что его «накопления» составляли от силы месячный бюджет, а остальные пять месяцев они жили на её зарплату. Что подарок подруге стоил пять тысяч, а её подарки его друзьям обходились в разы дороже. Что отпуск в Турции был горящей путёвкой, которую оплатили пополам. Но она молчала. Спорить с Антоном в таком состоянии было бесполезно.
Ночь они провели, отвернувшись друг от друга. Елена не спала до утра, прокручивая в голове варианты. Уйти? Но куда? Квартира её, это Антону следовало бы уйти. Но он не уйдёт, она знала. Остаться и бороться? Но как бороться с человеком, который не слышит никаких аргументов?
Утром Антон вёл себя подчёркнуто холодно. Молча выпил кофе, молча оделся. Уже в дверях обернулся:
